Против ветра
Шрифт:
Так искренне слова Грачева прозвучали, что мне его и Машу от всей души жалко стало.
"Полярная станция острова Хмурого не может остаться без метеоролога", — отрезал Василий Васильевич.
Тут Маша к столу подошла. Улыбается, и лицо у нее от этой улыбки даже красивым сделалось.
"Так мы попросим вашего старого метеоролога еще на год остаться. Ну, неужели он нам откажет?"
Столько эгоизма и наивности было в Машиных словах, что нельзя было их без улыбки слышать.
Сходов
Грачевы тотчас же ушли. А Сходов раздраженно спрятал в стол деньги и телеграмму, которую сам же должен был передать в сберкассу, запер ящик на ключ и говорит мне: "Метеоролог Юровский перенес тяжелую болезнь. Он слаб. Врача у меня на острове нет, и метеоролог еще на год не останется".
Я вообразил себе этого метеоролога, сидящего на чемоданах, у него карманы уже набиты письмами на Большую Землю, а к нему вдруг обращаются с неожиданной просьбой люди, которым кажется, что, кроме их счастья, на всем свете ничего не существует.
"Ни за что Юровский не согласится, уж я это знаю, — повторил Сходов. — Из-за его болезни я ведь и смену ему вызвал".
Мне, капитану, часто в дела своих пассажиров вникать приходится, но тут… что я мог сделать? Наблюдаю жизнь, как она есть!
И вдруг возвращаются к нам молодожены Грачевы, сияя, как арктическое солнце в апреле.
"Согласился Юровский!" — возвещает Грачев.
"Такой милый молодой человек… такой чудесный товарищ! — говорит Маша. — Я его расцеловала. Женя его зовут".
Сходов позеленел, но ничего не возразил, а когда «счастливцы» вышли, сказал мне: "Капитан! Вы должны мне помочь. Я понимаю, что такое человеческое счастье, но я знаю также, что такое человеческая жизнь! Юровский погибнет, если останется… Это только я знаю. Сердечнее он оказался, чем я думал, но он не имеет права остаться на острове!"
Посоветовались мы со Сходовым. У меня кое-какой план появился. На том и порешили.
Вышел я от Сходова, а Маша с Грачевым ко мне: "Поздравьте нас, говорит Маша. — Мы так счастливы, Борис Ефимович!"
Я холодно отвечаю: "Не могу поздравить вас, Мария Федоровна, потому что вы полярный дезертир".
Грачев нахмурился, исподлобья на меня смотрит. Маша побледнела.
"Вы в Арктику ехали работать, а сами устройством семейных дел занялись".
"Да разве я… — вмешался Грачев. — Столько лет… разве мне нельзя подумать о личном?.."
"Вам, Григорий Иванович, можно, вы человек заслуженный. А вот молодой женщине, которая себе еще ни разу щеки не поморозила, ей-то, может быть, и рановато!"
Грачевы что-то хотели мне объяснить, но я сказал только Маше: "Теперь вы, гражданка Грачева, не полярница, а пассажирка". Она обиделась.
Я вернулся на корабль,
Мой помполит искренне удивился: "Чтоб все моряки и все пассажиры участвовали?" — "Все полярники", — подчеркнул я. — "Ведь станция небольшая, грузов немного… И так бы справились", — все возражал он.
Я ему объяснил свой замысел.
Начался аврал. Все мои пассажиры — зимовщики, возвращающиеся после зимовки, и те, кто направлялся к месту работы, с охотой согласились помочь морякам.
У причала закипела работа. Работали все без исключения. Мы со Сходовым тоже взялись таскать мешки и ящики.
Такая уж у нас в Арктике традиция. Даже наш корабельный кок со шкиперской бородкой — и тот сбежал из камбуза, чтобы «подкинуть» пару мешков угля.
Люди шли вереницей, у кунгаса им на спину клали тяжелые мешки, которые в другое время многих придавили бы к земле. Полярники хватали мешок за петли и спешили наверх. Там они высыпали уголь. Черная пирамида росла на глазах. А люди спускались к воде, с азартом хватали новые мешки и снова спешили наверх.
Работали весело, перекидываясь словами, посмеивались.
"А ну, валяй, валяй!" — "Бегом, бегом!" — "Ты который? Одиннадцатый мешок? А я уже двенадцатый!" — "Полярники, от моряков не отставай!" "Сами, братишки, подтягивайтесь!"
Спускаюсь я за мешком к кунгасу и встречаю Грачева. Несет мешок. Лицо все в черной пыли. Только белки глаз сверкают. Обгоняет меня маленькая фигурка… Узнаю — Маша!
"Бросай мне на спину мешок! — кричит. — Не гляди, что я маленькая! Мешки с зерном в колхозе таскала".
Два моряка мешок схватили, раскачали, но я их остановил и к Маше обращаюсь: "Простите, гражданка Грачева, здесь у нас работают только полярники. Посторонним принимать участие в аврале не разрешается".
Маша опешила. Смотрит на меня непонимающе, а морячки посмеиваются. Мешок, ей предназначенный, кому-то другому на спину бросили.
"Как так посторонним? — спрашивает Маша. — Я ведь помочь хочу". "Пожалуйте на корабль, в каюту. Вы платный пассажир. Не имеем права вас нагружать".
Маша повернулась, чтобы слезы скрыть. Отошла. Моряки со мной переглянулись.
Грачев за новым мешком возвращается.
"Маша! Ты чего?" — обращается к ней.
Она только рукой махнула и побежала.
Видел я потом, как она на скале сидела и на морской прибой смотрела. Не знаю уж, о чем думала.
Вечером мой помполит собрал в кают-компании моряков и полярников. Объявил вечер воспоминаний. Каждый мог рассказать о полярной жизни что-нибудь интересное. Вот в такой же вечер и услышала Маша о "Полярном Варяге".
Я в своей каюте сижу. Вдруг стук. Я уж знаю — кто.