(Противо)показаны друг другу
Шрифт:
— Мда, полный писинус. Ты лечиться не пробовала?
— От чего?
— Кто дает имена паукам?!
— Я, — как ни в чем не бывало спокойно отвечает Лиля, доставая из ящика под раковиной трехлитровую банку. — Я живу уже с ними года четыре, чего б не дать им имена?
— У меня для тебя плохая новость. Такие пауки не живут четыре года. Максимум год.
— Да? Ну значит они меняются. Но мне проще их называть одинаково. К тому же, какой-то из них всегда крупнее, стало быть, Ашот.
— Ты убивать их не пробовала?
— Их нельзя убивать.
— Не конфликтуете?
— Был разочек. Мне Ашот в ухо залез, когда я спала. Да, — задумчиво произносит Синичкина. — Наверное, тогда после моих действий на смену ему и пришел новый…Ашот.
— Слушай, ты реально чокнутая.
— И это мне говорит человек, который задает вопрос не конфликтую ли я с пауками? — парирует в ответ Лиля, ставя цветы в банку.
— Ну да, два дебила — это сила. Ты собираешься меня кормить или нет?
— Конечно же, нет.
— Значит так, я иду мыть руки, а ты готовишь мне яичницу.
То, что она мне ничего не приготовит — ясно как Божий день, но в принципе мне плевать. Сам найду, что поесть. Куда больше меня интересует спальня, в которой живет эта чеканушка. Включаю воду и выхожу из ванной. Захожу в первую попавшуюся комнату и безошибочно попадаю в Лилино «царство». Комната, надо признать, неплохая, даже с новеньким ремонтом, правда, ее размеры маловаты.
Открываю подряд все ящики с одеждой, особое внимание акцентируя на белье. Да, Синичкина и секс — это разные вещи. Тут даже стринг нет. У всех девок они есть. Ну хотя бы одни! У этой же все какое-то… детское. Цветастое. С дурацкими надписями. Ну хоть не бабкинские широкие труселя и на том спасибо. Открываю последний ящик в комоде и попадаю взглядом на розовый… дневник. Гореть мне в аду. Не раздумывая открываю книженцию, и начинаю пролистывать. Дневник оказался не дневником, а какой-то хренью. Однако желания Синичкиной в нем отмечены. Охренеть. Да быть такого не может!
— Ты охренел?! — резко захлопываю книженцию и кидаю обратно в ящик.
— Рука мне не владыка. Сама потянулась. Каюсь, — выпрямляюсь во весь рост и тут же ощущаю, как Лиля со всей силы наступает мне на ногу. — Ты только что отдавила ногу принцу на белом авто! Тихо, не раздувай так ноздри. Они оказываются могут у тебя расширяться.
— Ты…ты…ты сукин сын! — толкает меня в грудь.
— Что правда, то правда. Моя мать сука. И вообще можешь ее обзывать как угодно. Утоли мое любопытство, ты серьезно мечтаешь о принце на белом коне?
— А даже если мечтаю, тебе какая разница?!
— От тебя неожиданно. Ну принц еще куда ни шло, но конь. Конь-то куда?
— А от тебя ожидаемо — одни убытки. Ты мне воду просто так слил. А у меня счетчики, между прочим!
— Кошмар. Гореть мне за это в аду. Дважды. Сколько там уже набежало?
— Иди в жопу.
— В твою?
— Выйди из моей комнаты.
— Подожди, я еще не все рассмотрел, — перевожу взгляд на кровать. Кстати, нормальная такая. Для двоих сгодится.
Под гневным
— Ты на маму похожа. Это ведь она?
— Она. Но я похожа на папу, у тебя глазомеры неисправны.
— У тебя тоже, — провожу пальцем по рамке. — Что-то ты хреновая хозяйка.
— Думаю, мои умершие родители как-нибудь переживут, что на фоторамке у их никудышной дочери — пыль.
— Взяла и все испортила, — ставлю рамку на место. — Теперь я чувствую себя виноватым.
— А такое бывает?
— А то. Ладно, покорми меня хоть чем-нибудь, раз дальше ничего посмотреть не удастся.
Самое смешное, что есть я и вправду очень хочу. Как будто сто лет не ел. В какой-то момент мне показалось, что Синичкина готова сдаться и реально покормить меня, однако в эту минуту в дверь кто-то позвонил. Вовремя, твою мать. Иду вслед за Лилей. Та, едва взглянув в глазок, не мешкая, открывает дверь. На пороге — слепая. Хотя руку готов дать на отсечение, что она прекрасно видит.
— Ты чего так рано?
— Я за дорожной сумкой, мне надо срочно уехать. Вот поэтому так рано, — сучка лживая. А вот то, что сваливает на сегодня окончательно — это однозначно плюс.
Когда псевдослепая возвращается из своей спальни с чемоданом в коридор, я смотрю на нее в упор, а потом резко провожу рукой из стороны в сторону прям перед ее глазами. И все-таки я дебил. Если в прошлый раз обошлось легким ударом, то сейчас эта сука дала мне аккурат в нос. Боль, блин, адская!
— Даша! Ты что? — подлетаю к Юсупову, у которого шнобель весь в крови.
— А пусть не сует руки, куда не надо. Проверяльщик херов. Я слепая, а не глухая.
— Да не слепая она, не ясно, что ли?! — возмущенно бросает Егор.
— Пока, Лиля. Следи за своим гостем, чтобы что-нибудь не утащил.
— Пока, — бормочу в ответ, смотря на злого Егора. Кажется, ему реально больно.
— Пойдем на кухню, — хватаю Юсупова за свободную руку и веду за собой.
Даю ему бумажное полотенце, сама же принимаюсь рыться в аптечке. И только, когда Егор подходит к раковине и начинает закатывать кровавыми руками рукава рубашки, до меня доходит, что ему надо дать лед. А еще до моего мозга долетает странная мысль — мне нравятся его руки. И дело не в крови, которую он уже смыл. Мне просто нравятся его ладони. Нравится, как они напряжены. И пальцы у него тоже очень даже ничего. Не короткие и не толстые. Такие, как надо. Да… пальцы у него точно такие, как надо. Повиртуозничали в моих трусах знатно. Я бы не отказалась еще раз. Разочек. Всего лишь разочек. Пипец, я реально больная. У него, может быть, шнобель сломан, а я думаю о его руках и пальцетрахе.