Противоречия любви
Шрифт:
И вот все вернулось. Он опять, увидев кровь, как сорвался с цепи, а чувствуя такое сопротивление, уже не мог остановиться, не добившись своего. Жалость и сожаление о содеянном он старательно гнал из головы и глушил алкоголем.
Поэтому его утро и было столь недобрым. Звонок будильника болью отозвался в голове, но Гер заставил себя встать с кровати, куда еще час назад рухнул прямо в одежде.
Как же он был рад, что так и не позволил Лере жить с ним. Было проще купить ей квартиру, чем разрешить переехать в свою. Сейчас бы он не вынес еще и ее расспросов и упреков.
Зайдя в ванную, Гер увидел свое отражение в зеркале. Кроме явных признаков вчерашнего перепоя в виде опухшего лица, он видел и следы ее ногтей на своей щеке. Да и губа от ее укусов опухла.
Чертыхнувшись, он
Для Ковало утро было прекрасным. Утренний секс с Ирэн принес позитивное настроение. Взглянув на часы, он увидел, что время давно уже не утреннее и приближается к двенадцати. Конечно, в офисе он должен был быть к десяти, да еще и за Гером заехать. Но с другой стороны, Полонского и охрана без его контроля сможет в офис сопроводить, а сам он не так часто опаздывает на работу. Да и работа у него со свободным графиком. В жизни Полонского вообще графика быть не может. Поэтому его совесть точно чиста — в кои веки опоздал.
Уже на пути в офис его настиг телефонный звонок. Звонил его человек из коттеджа. Ковало помрачнел, понимая, что у него опять проблемы с цыганкой. Ничего другого там не могло произойти. Выслушав говорившего, Ковало помрачнел еще больше и отдал распоряжение разворачиваться и ехать в коттедж. Ему сообщили, что девчонка все это время лежит в кровати, не встает и отказывается есть.
Чертыхнувшись, Ковало поехал туда, зная, что больше он не будет мягок с этой цыганкой. Такое поведение ему не нужно. Вместо того, чтобы заниматься делами, он летел за МКАД выяснять, почему девчонка опять отказывается есть. Он гнал от себя нехорошие мысли о произошедшем между ней и Гером вчера. Да и что там нехорошего могло произойти. Дело-то обычное. Ну переспал он с ней, и что теперь? Это еще не повод так себя вести и мешать ему заниматься делами. Он ей не нянька и не психолог. Слишком много уже проблем от этой цыганки. И что Гер ее не выкинул после первой же ночи?
После ухода Гера Дара долго лежала, свернувшись калачиком, и не шевелилась. Физическая боль постепенно утихала, а вот осознание случившегося становилось настолько невыносимым, что она была бы рада физической боли, а не душевной. В один миг ее мир рухнул, и это была не метафора. Для цыганской девушки потерять девственность до замужества — самое страшное, что только может случиться. И это самое страшное случилось именно с ней. Как дальше жить и что делать — она не знала. Даже не было сил встать и дойти до душа. Да и зачем? Теперь она вообще не понимала, зачем ей все это делать, зачем ей жить.
Когда прохладный ночной воздух, проникающий в открытую форточку, стал холодить ее кожу, она натянула на себя одеяло и завернулась в него. Это максимум, на что ее хватило. В голове проносились мысли о произошедшем и о жизни дальше. Конечно, она слышала о тех девушках, которые не сберегли себя. Но это они делали по любви, хотя, правда, потом сильно раскаивались в содеянном. Замуж их никто не брал, а вот порицание и отторжение они получали отовсюду. И им приходилось или жить с этим, надеясь, что какой-нибудь старый вдовец цыган возьмет вот такую себе в жены, или они уходили из табора навсегда. Дара не хотела ни первого, ни второго. Выйти замуж за старика лет шестидесяти, у которого его дети от первых жен старше ее, было бы ужасно. Она в такой семье всегда будет в роли домашней прислуги, всеми презираемая и забитая. А уйти из табора…
Дара вспомнила свою жизнь. Отец хоть и любил, чтобы она была при нем, но понимал, что дочка хочет и мир посмотреть, и поэтому разрешал ей кочевать с цыганами. Как только зима уступала свои права первому теплу, их табор собирался и отправлялся в строну юга. Они кочевали по Ставрополью, Краснодарскому краю, часто останавливались на берегу Черного моря. Это была настоящая цыганская жизнь. Правда, кочевали они не на лошадях, а на машинах, к которым были прицеплены трейлеры, оборудованные под жилье. Лошадей они тоже перевозили в специальном оборудованном фургоне, прицепленном к машине. И вот таким длинным "паровозиком" из машин с прицепами цыгане и кочевали из города в город. Основным
Хотя, конечно, ее кочевая жизнь тоже должна была в скором времени завершиться. Отец договорился о ее замужестве, и этой осенью, после возвращения из армии ее жениха Янко, она должна была стать его женой. Только Янко Дара не видела, но такова традиция — судьбу молодых решают родители. Дара не противилась этому, а расспросив подружек из табора, где рос Янко, она узнала, что он даже недурен собой, высокий и красивый.
Только что теперь толку. О каком замужестве она думает? Его родители, наверное, уже расторгли их помолвку, как только услышали о ее похищении. А сам Янко плевать в ее сторону будет после всего произошедшего. Людям уже неважно — по доброй воле она пошла на это или нет. Люди злые и все равно скажут, что она сама виновата, сама захотела этого. Дара осознавала весь масштаб своего позора. Ее морозило даже под одеялом, в которое она куталась. Или этот холод шел изнутри, и поэтому она не могла согреться. Не быть ей женой молодого красивого Янко. Она вспомнила и о Шандоре. Он ей никогда не нравился, а теперь и Шандор плевать в ее сторону будет. А ведь до этого она гордо проходила мимо него, зная, что Шандор и его табор — изгои в племени цыган. Шандор не уважает традиции и старших, и за это его считали недостойным быть с остальными. Но у Шандора был большой табор, поэтому совсем не считаться с ним не могли. Так что барон его терпел и даже приглашал на заседания старейшин. Даре тоже не нравился Шандор. Она знала о его жестокости, о том, как он расправляется с непослушными. Об этом много ходило рассказов среди цыган, и Дара сама видела, как он избивал провинившихся. Вот поэтому Шандор ей и не нравился, хотя она знала, что она ему нравится. Он даже сватался к ее отцу, но барон категорически сказал "нет". Дара была рада, что отец отказал. Пусть лучше неизвестный Янко будет ее мужем, чем Шандор… Только вот теперь все переменилось.
От отчаяния, пронзившего ее, она заплакала, уткнувшись в подушку. Потом слезы кончились, и Дара просто лежала и смотрела в стену напротив. Внутри нее был ад, в котором она медленно варилась, и теперь избавиться от этого ада она не сможет уже никогда.
Наступило утро. Дара слышала, как в ее комнату зашли и, судя по звону тарелок, ей принесли еду. Спустя какое-то время снова зашли, но она так и лежала, завернувшись в одеяло, и пыталась согреться. Сейчас ей было уже все равно. И даже угрозы Ковало уже не пугали. То, что произошло с ней… что может быть еще страшнее?
Зайдя в комнату девушки, Ковало подошел к ее кровати. Он был зол, слишком зол на ее поведение. Зол на то, что притащился сюда, чтобы заняться кормлением цыганки. Всю дорогу он кипел от злости, хотя внешне это и не было заметно. Войдя к ней в комнату и увидев ее в постели, он понял, что это ее очередной протест. Ковало сдернул с нее одеяло и застыл.
Дара не успела схватить срываемое с нее одеяло, но почувствовала это и перевернулась, подтянув ноги к груди и сжавшись. Ее длинные спутавшиеся волосы прикрывали ее наготу. Хотя Ковало успел увидеть достаточно. Тело девушки было покрыто синяками и красными гематомами. Его взгляд переместился на простынь, на которой засохли следы крови. Ковало посмотрел на лицо Дары: разбитые опухшие губы, на скуле следы от ударов, опухший нос и красные глаза, по которым было понятно, что она плакала.
Он взял одеяло, которое сдернул с нее, и протянул ей обратно. Девушка сразу натянула одеяло аж до подбородка и опять опустила голову, так, что спадающие на лицо волосы закрыли его.
— Я пришлю врача. Пожалуйста, веди себя хорошо, иначе мне придется присутствовать рядом с врачом и держать тебя. Ты меня слышишь?
Дара слышала его. И понимала, что он говорит. После всего произошедшего еще и этот мясник будет ее рассматривать вместе с врачом? Это было слишком. Поэтому она кивнула.