Противостояние II

Раевский Александр

Он и в самом деле на пару метров отошёл от меня и встал у забора, в метре от лавочки, на которой я сидел. Я обвёл взглядом стоящих передо мной людей, увидел во втором ряду молодую женщину в тёмно-синем осеннем плаще с чёрной косынкой на светлых волосах и поманил её пальцем.

— Иди сюда...

Люди зашевелились, кое-как расступились и пропустили её ко мне. Женщина неуверенно подошла. Я кивнул на лавочку.

— Садись и рассказывай.

Она послушно присела боком на самый краешек лавки, сцепила на коленях худые руки и опустила голову.

—

Дочка у меня умерла, Спаситель... — едва слышно начала она. — Уже три месяца, как её не стало... Всего четыре годика моей маленькой было... Скажи... — Она всхлипнула, закрыла лицо руками и затряслась от рыданий.

Я подсел к ней, обнял за плечи и прижал к себе. Погладил по голове, а потом медленно стащил платок назад. Поцеловал её в голову.

— Верну я тебе дочку, если пообещаешь...

Тут она совсем расклеилась. Сползла на землю, обняла мои ноги и уткнулась в них лицом. Плечи её тряслись от рыданий. Я положил руку ей на голову, погладил по волосам и продолжил.

— Пообещай мне, что пойдёшь к её участковому врачу, и вы с ним дотошно и въедливо просмотрите её карточку. Убедись в том, что все необходимые прививки у дочки имеются и в дальнейшем будь более внимательной. Это не мелочи. Теперь ты сама в этом убедилась. Она умерла от дифтерии, а это значит, прививку ей не сделали. Или сделали, но вакцина была просроченной. Или хранили её ненадлежащим образом. Например, не в холодильнике. Всё, поднимайся и беги домой. Дочка уже ждёт тебя! Беги скорее! — я похлопал в ладоши подгоняя её.

Не люблю, когда дети умирают. Очень не люблю.

***

Я перевёл взгляд на стоящую прямо передо мной в первом ряду дородную тётку лет пятидесяти.

— Что у тебя? Подойди!

Тётка подошла и перекрестилась. Впрочем, страха в её глазах не было. Она громко откашлялась в кулак и начала:

— Зять у меня пьёт, Спаситель. Можешь вылечить его?

— Не могу. Я лечу только тех, кто сам этого хочет. Я же не знаю, отчего он пьёт? Может, он назло тебе это делает. Сами разбирайтесь! Всё, уходи!

— Так я тебе скажу, отчего он пьёт! Он и на сторону гуляет, собака! Все соседи об этом знают!

— Брысь отсюда! Обратись к психологу и к наркологу! Ещё не хватало вашими семейными проблемами заниматься! Своих забот полон рот! И они ничуть не проще твоих!

Капитан понял, что в данном случае его вмешательство будет уместным, подскочил к тётке, схватил её за рукав пальто, развернул и подтолкнул в широкую спину. Ещё и буркнул ей что-то вслед. Тётка послушно отошла в сторонку, но уйти и не подумала. Чёрт с ней, пусть стоит. В этой толпе любопытных гораздо больше, чем верующих.

Я поднялся с лавочки и громко сказал:

— Объясню напоследок, почему на досках «Их разыскивает милиция» возле райотделов висят мои портреты. Вот такие! — Я вытащил из кармана, развернул и поднял над головой розыскной бюллетень. — Всем видно?

В толпе возник лёгкий шум. Люди переглядывались и перешёптывались.

— Никаких преступлений я не совершал! —

громко продолжил я. — Это всё враньё! Эти бюллетени были расклеены по стране с одной единственной целью — чтобы мне и моим близким в стране жизни не стало. Партийные власти таким глупым способом стараются держать нас подальше от народа. Это всего лишь попытка дискредитации. Насколько я знаю, никакого уголовного дела в отношении меня или моей опекунши возбуждено не было. Хотя нет. Может быть, и имеется уже какое-то дело. Это совершенно несложно устроить. Сами знаете, сколько убийств и других тяжких преступлений остаются нераскрытыми. Почему бы не повесить то или иное на меня?

Потом вспомнил о капитане и его подчинённых и крикнул в толпу:

— Вы милицию не трогайте. Они люди подневольные. Пришёл из Москвы розыскной бюллетень — они обязаны заниматься розыском и найти преступника. Это их работа. Разбираться, преступник ли этот разыскиваемый или нет, будут другие люди. За что же их тут винить? Разберёмся! И никакой охраны и защиты мне не нужно! Сам прекрасно управлюсь! И не с такими проблемами справлялся! Поэтому за мной не таскаться! Я этого не люблю! Сердиться начинаю! Всё поняли?

Обвёл взглядом тихие, серьёзные лица и кивнул. Вот так. Конечно же, не послушаются и таскаться следом будут, но по крайней мере будут соблюдать дистанцию. Мне и этого довольно. Оторваться от них я в любой момент смогу.

Я обернулся к капитану:

— Пошли?

Капитан кивнул.

— Лучше поедем.

— Ладно, давай поедем. Только учти, капитан, в «собачнике» я не поеду. Даже не уговаривай. Там у вас плохо пахнет, а у меня нос чувствительный.

Он усмехнулся и заверил меня, что место в салоне у них найдётся и в «собачнике» ехать не придётся. Уже сидя на заднем сиденье УАЗика, который осторожно пробирался через неохотно расступающуюся толпу, я сказал капитану:

— Слушай, я предупредить тебя хотел...

Он повернулся ко мне, молча ожидая продолжения.

— Ты будь осторожнее, ладно? Доставишь меня и смывайся из райотдела. Куда-нибудь подальше. Иначе и тебя зацепить может.

— В смысле? Что ты задумал?

— Да ничего особенного. Может, и ничего не случится. Если со мной будут обращаться вежливо и не станут запирать в камеру, то всё пройдёт тихо и мирно. Никто не пострадает, и я пойду по своим делам, а вы вернётесь к своей работе. Только в такой вариант я не очень-то верю. Ты, я думаю, тоже.

— Ну да, в камере тебе, наверно, придётся посидеть. Угрозыск должен будет связаться с Москвой и сообщить о твоём задержании. Розыск инициирован ими, им и принимать решение. Пока они там разберутся, пока решат, что с тобой делать, — в Москву конвоировать или следственная бригада прямо сюда приедет, — может пару дней пройти. Тебе же где-то всё это время жить нужно? Спать там, пить, есть. Ну ты понимаешь.

— Понимаю. Знаешь, я до сегодняшнего дня с этими проблемами и сам неплохо справлялся. Только тут есть одно затруднение.