Противостояние (сборник)
Шрифт:
— Каждый человек может развить в себе заложенные с рождения качества телепата, угадывателя, а скорее не угадывателя, а распознавателя, надо только желать, надо поставить перед собой цель…
Первое время, когда Костенко чувствовал во время допроса, что человек ему лжет, и оперативная целесообразность не возбраняла сказать об этом, он тем не менее, опасаясь зря обидеть, молчал, из-за этого еще больше раздражался, как и всякий, кому нагло лгут в глаза. Он ловил себя на том, что, почувствовав фальшь, в корне ломал отношение к человеку, подвергая затем
И сейчас Костенко уловил в словах Пименова — таких, казалось бы, искренних и открытых — неправду, и не простую, связанную с тем, что проглядел что-то или напутал, — многие лгут, чтобы не выглядеть смешными или жалкими, — нет, в словах Пименова была особая ложь, расчетливая и продуманная. И, поняв это, Костенко перестал задавать вопросы, решив, что Пименова надо вызвать для серьезной беседы, тщательно к ней подготовившись, ибо слишком уж многое во всем этом деле закольцовывалось на столь, казалось бы, случайно возникшем фигуранте: Кешалава — Налбандов, Налбандов — Пименов, Пименов — Проскуряков.
— Не буду вам больше мешать, — сказал Костенко, поднимаясь. — До свидания, Ирина Васильевна.
— До свидания, Владислав Николаевич.
— До свидания, — сказал Костенко, полуобернувшись к Пименову, — может статься, что мне понадобится с вами побеседовать по поводу интересующих меня вопросов.
— Пожалуйста, — с готовностью ответил Пименов, — слетаю домой, все на производстве утрясу и могу приехать, если есть необходимость.
— Я думаю, улетать сейчас вам ни к чему.
Ермашева спросила:
— Взять подписку о невыезде?
— Нет, — ответил Костенко, — зачем же… Просто попросить товарища Пименова задержаться на два-три дня. Адрес ваш указан?
— Да, я указал: гостиница «Турист», номер девяносто четвертый, корпус пятый. Но мне бы хоть на пару дней вернуться домой, товарищи. Все-таки я вместо двух дней и так уже неделю здесь. Мне-то в белокаменной приятно, но ведь там фабрика работает, нерешенных вопросов, наверное, тьма.
— А зачем государственные деньги на билеты тратить? — в тон ему ответил Костенко. — Рублей семьдесят набежит, не меньше. Мы-то ведь не оплатим, мы только преступников за казенный счет возим.
Костенко уже взялся за ручку двери, но потом, задержавшись на какой-то миг, обернулся:
— Между прочим, мне бы вас и как квалифицированного эксперта хотелось привлечь. Вы не откажетесь помочь нам?
— Смотря какая экспертиза.
— По камням. У наших экспертов мнения расходятся.
— По камням пожалуйста, но только смотря какие. Бриллиант, изумруд — это я не понимаю, а вот сердолик, гранат, рубин — это наша продукция, в этом я могу помочь.
— Ну, спасибо. Я вам закажу пропуск. Огарева, шесть, второй подъезд.
4
Костенко разложил перед Пименовым две горстки камней: в одной были алмазы, которые он еще вчера попросил затребовать с московской ювелирной фабрики, а во второй — те гранаты, что Кешалава оставил в номере актрисы Тороповой.
— Вот, товарищ
— Одну минуточку, — остановил его Пименов, нахмурившись. — Одну минуточку, пожалуйста. Простите, я вашей фамилии не знаю.
— Костенко. Моя фамилия Костенко.
— Не надо меня здесь на полчаса оставлять, товарищ Костенко. Я вам готов сразу сказать, что в этих алмазах московской фабрики я ничего по-настоящему не понимаю, а вот гранаты — мои. С нашей фабрики. Стоимость каждого не менее ста — ста двадцати рублей.
— Вы убеждены, что эти красивые гранаты с вашей фабрики?
— Абсолютно убежден, товарищ Костенко. Сомнений быть не может. Как они к вам попали? Я ж их централизованно, с охраной переправляю в «Ювелирторг».
— У нас тут свои хитрости есть, товарищ Пименов. Вы мне напишите, пожалуйста, ваше заключение, а потом я вернусь и объясню вам, как они попали в этот кабинет.
Еще вчера Костенко попросил Садчикова связаться с аппаратом Управления по борьбе с хищениями социалистической собственности и продумать совместно, каким образом, не привлекая излишнего внимания, поднять всю переписку между главком и Пригорской аффинажной фабрикой. По просьбе Костенко товарищи из УБХСС должны были поручить сотрудникам Пригорского районного отдела милиции организовать внезапную ревизию по линии местных органов народного контроля.
— Ну как там, дед? — спросил Костенко, заглянув к Садчикову. — Начали в главке документацию смотреть?
— Подбираются. Сейчас и я к ним подключусь, Слава.
— Знаешь, он сразу определил, что эти красные рубины…
— Г-гранаты.
— Да, гранаты, ты прав. Он сразу же сказал, что это с его фабрики.
— Ну и что?
— Да, в общем-то, ничего. Посмотри заодно, дед, какие там правила по хранению готовой продукции. Свяжись с московской фабрикой и предприятием на Урале. Проконсультируйся сначала с ними, а потом поспрошай, каким образом можно эти самые камни украсть в процессе производства, именно в процессе производства, чтобы нам не выпячивать отдел технического контроля.
— Х-хитрый ты.
— Зарплату нам дают именно за это качество.
— За хитрость? Выдавливай из себя по к-каплям р-раба, Слава. За ум нам дают зарплату, за ум. Хитрость — чем дальше, тем б-больше — будет не в цене. Тут х-хитришь-хитришь, а просчитают на ЭВМ — и сразу окажешься голеньким. Ну, я двинул.
— Жду сигналов. К двум часам я получу кое-что из Тбилиси, от Серго Сухишвили, и пойду по второму кругу с Кешалавой.
— В прокуратуре был?
— Пока плохо. Они не дают санкции на арест. И вообще-то правильно делают: из моих косвенных улик дела не склеишь — жидко.