Противостояние. Том I
Шрифт:
Мы пошли дальше, полагаю, из нездорового любопытства. Не знаю насчет остальных, а я хотела увидеть палату, в которой держали Стью. Нас поразил не только запах, но и холод в сравнении с наружной температурой. Много гранита, мрамора и, наверное, фантастическая теплоизоляция стен. На верхних двух этажах, конечно, стало теплее, но на нижнем… этот запах… этот холод… как в могиле. БР-Р-Р-Р!
И было страшно, как в доме с привидениями, мы все сбились в кучку, и я радовалась, что при мне винтовка, пусть только двадцать второго калибра. Наши шаги эхом возвращались к нам, создавая ощущение, что кто-то крадется следом, вы понимаете, и я вновь подумала об этом сне, главную роль в котором играл тот мужчина в черном
Наконец мы добрались до лифтов и поднялись на второй этаж. Ничего, кроме кабинетов… и нескольких тел. Третий этаж напоминал больницу с воздушным шлюзом на входе в каждую палату (и Гарольд, и Глен так назвали тамбур, отделяющий саму палату от коридора) и специальными смотровыми окнами. Здесь было множество тел, как в палатах, так и в коридорах. В основном мужчин, женщины встречались крайне редко. «Попытались ли их эвакуировать? – задалась я вопросом. – Сколь многого мы уже никогда не узнаем. Но с другой стороны, хотелось ли нам это знать?»
В любом случае в конце одного коридора, отходящего от главного, где были лифты, мы нашли палату с распахнутыми дверьми воздушного шлюза. Там мы тоже обнаружили мертвеца, но не пациента (они носили белые больничные пижамы), и он точно умер не от гриппа. Лежал в большой луже засохшей крови и выглядел так, будто пытался выползти из комнаты, в которой умер. Тут же валялся сломанный стул, беспорядок говорил о том, что здесь шла борьба.
Глен долго оглядывался, прежде чем сказать: «Не думаю, что нам стоит рассказывать об этой палате Стью. Полагаю, именно здесь он едва не умер».
Я посмотрела на распростертое тело, и мне стало еще страшнее.
«Что вы хотите этим сказать?» – спросил Гарольд, но приглушенно. Так редко случалось, чтобы он говорил не во весь голос, словно выступая перед большой аудиторией.
«Я уверен, что этот господин пришел сюда, чтобы убить Стюарта, – ответил Глен, – но каким-то образом Стью вышел из схватки победителем».
«Но почему? – спросила я. – Зачем убивать Стюарта, если у него врожденный иммунитет? В этом нет никакого смысла».
Он посмотрел на меня, и его глаза пугали. Почти мертвые, как глаза макрели.
«Это не имеет значения, Фрэн, – ответил он. – У здравого смысла нет ничего общего с этим местом, судя по тому, что мы здесь увидели. Есть люди с определенным менталитетом, которые верят, что необходимо скрывать свои деяния. Верят в это с искренностью и фанатизмом, с какими члены некоторых религиозных сект верят в божественность Иисуса. Потому что для некоторых людей необходимость продолжать скрывать даже после того, как ущерб нанесен, превращается в идею фикс. И у меня возникает вопрос: скольких людей с врожденным иммунитетом они убили в Атланте, и в Сан-Франциско, и в Топике, в тамошнем Вирусологическом центре, прежде чем болезнь прикончила их и положила конец учиненной ими бойне? Этот говнюк? Я рад, что он мертв. И только жалею Стью, которому, вероятно, он будет являться в кошмарных снах до конца жизни».
И знаете, что после этого сделал Глен Бейтман – милейший человек, который пишет отвратительные картины? Подошел и пнул мертвеца в лицо. Гарольд что-то буркнул, будто ударили его. А Глен вновь занес ногу.
«Нет!» – крикнул Гарольд, но Глен все равно пнул мертвеца еще раз. Потом повернулся и вытер рот рукой, а его глаза теперь хотя бы больше не напоминали глаза дохлой рыбы.
«Пошли отсюда, – сказал он. – Лучше бы мы послушали Стью. Это мертвое место».
Мы вышли наружу, и Стью сидел спиной к железным воротам в высокой стене, которая огораживала это заведение, и мне захотелось… давай, Фрэнни, если ты не можешь поделиться этим с дневником, то с кем же? Мне захотелось подбежать к нему, и поцеловать, и сказать, что мне стыдно за всех нас, за наше недоверие.
Ох, что же делать, я влюбляюсь в него, влюбляюсь безумно, сильней всех на свете, и, наверное, рискнула бы, если б не этот Гарольд!
В любом случае (всегда пишу «в любом случае», даже если пальцы так немеют, что ручка едва из них не вываливается) именно тогда Стью впервые сказал нам, что хочет поехать в Небраску, проверить реальность своего сна. На его лице читались упрямство и легкое раздражение, словно он знал, что Гарольд опять наедет на него, но Гарольд еще не пришел в себя после нашей «экскурсии» по Противоэпидемическому центру, поэтому не смог оказать серьезного сопротивления. А его попытку сказать хоть что-то пресек Глен, сдержанно, буквально в нескольких словах сообщив нам, что прошлой ночью тоже видел во сне ту самую старую женщину.
«Конечно, возможно, причина в том, что Стью рассказал нам о своем сне, – признал он, чуть покраснев, – но очень уж все сходится».
Гарольд начал говорить, что причина именно в этом, когда Стью остановил его: «Минутку, Гарольд… у меня идея».
Идея состояла в том, что каждый из нас должен взять лист бумаги и вспомнить все о снах, которые нам снились за последнюю неделю, а потом сравнить записи. С таким научным подходом не мог поспорить даже Гарольд.
Что ж, мне снился только тот сон, который я уже описала, поэтому повторяться не буду. Я все записала, оставив часть с телом отца, но исключив ребенка и плечики для одежды.
Сравнение наших записей дало ошеломляющие результаты.
Гарольду, Стью и мне снился «темный человек», как я его называю. Стью и я видели этого человека в монашеской рясе с капюшоном и без лица – оно всегда находилось в тени и разглядеть его черты не представлялось возможным. Гарольд написал, что темный человек всегда стоит в темной дверной арке и подзывает его взмахами руки, «как сутенер». Иногда он видел ноги темного человека и блеск глаз – «как глаза ласки», так он написал.
Сны Стью и Глена о старой женщине оказались практически идентичны. Схожих моментов слишком много, чтобы их расписывать (так я «литературным» способом объясняю, что у меня онемели пальцы). В любом случае они согласуются в том, что женщина эта живет в округе Полк, штат Небраска, хотя с названием города к общему знаменателю не пришли: Стью говорит, это Холлингфорд-Хоум, Глен – Хемингуэй-Хоум. В любом случае похоже. Оба уверены, что смогут его найти. (Примечание: обрати внимание, дневник, моя догадка – Хемингфорд-Хоум.)
«Это действительно что-то удивительное, – сказал Глен. – Мы все, похоже, в одинаковой степени проявляем сверхъестественные психические способности». Гарольд тут же заспорил, но по выражению его лица чувствовалось, что ему есть о чем подумать. Он согласился исключительно из общего принципа – «мы должны куда-то ехать». Завтра мы отбываем. Я испугана, взволнована, но прежде всего счастлива, потому что мы покидаем Стовингтон, это место смерти.
Запомнить! «Держать хвост пистолетом» – не расстраиваться. «Классная» или «клевая» – так говорят о какой-то хорошей вещи. «Легко» – означает, что ты не тревожишься. «Тусоваться» – хорошо проводить время, и много людей носили футболки с надписью на груди: «ДЕРЬМО СЛУЧАЕТСЯ». Именно это и произошло… и продолжает происходить. «Я в шоколаде» – достаточно новое выражение (впервые услышала его только в этом году), означающее, что все идет хорошо. «Нора» – старое английское словечко, которое начало вытеснять «хату» и «конуру», для обозначения места, где человек жил до «супергриппа». «Мне нравится твоя нора». Глупо, правда? Но такой была жизнь.