Противостояние. Том II
Шрифт:
Так было днем. Ночью же, если тихонько посидишь в баре «Гранд-отеля» пли в «Серебряном зале» казино, то услышишь истории о нем — начало возникновения мифа. Они говорили медленно, то и дело прерываясь, не глядя друг на друга и выпивая — в основном пиво. Стоило выпить что-нибудь покрепче, и можно было потерять контроль над собой, а это было опасно. Она знала, что отнюдь не все рассказанное ими было правдой, по уже невозможно было отличить позолоченные кружева выдумок от самой материи. Она слышала, что он оборотень, человек-волк, что он сам устроил чуму, что он — Антихрист, чье пришествие предсказано в Апокалипсисе. Она
И в этих ночных бдениях его никогда не называли Флаггом; все словно верили, что назвать его по имени — это значит вызвать его как джинна из бутылки. Они называли его темным человеком. Праздным Гулякой. Высоким малым. А Рэтти Эрвинз звал его Старым Ползучим Иудой.
Коль скоро он знал про Судью, не следовало ли сделать вывод, что он знает про нее?
Душ выключился.
«Возьми себя в руки, детка. Он сам провоцирует все эти суеверные страхи. Это помогает ему выглядеть значительнее. Вполне возможно, что у него ЕСТЬ шпион в Свободной Зоне — не обязательно кто-то из комитета; просто кто-то доложивший ему, что Судья Фаррис не из рода перебежчиков».
— Тебе не стоит разгуливать вот так, безо всего, птичка. Ты опять заведешь меня.
Она повернулась к нему с открытой, приглашающей улыбкой, думая при этом, что с удовольствием оттащила бы его вниз на кухню и засунула ту штуковину, которой он так чертовски гордится, прямо в мощную мясорубку Уитни Хоргана.
— А зачем, ты думаешь, я разгуливала тут голая?
Он поглядел на свои часы.
— Ну, может, у нас есть минут сорок.
Его пенис уже задвигался… прямо как дергающаяся удочка, с гадливым изумлением подумала Дайна.
— Что ж, тогда давай. — Он подошел к ней, и она ткнула пальцем в его грудь. — И сними эту штуку. У меня от нее мурашки ползают.
Ллойд Хенрид взглянул на амулет, темную слезинку с одной-единственной красной отметиной, и снял его с шеи. Он положил его на ночной столик, и красивая цепочка издала слабый шипящий звук.
— Так лучше?
— Во всех смыслах.
Она протянула к нему руки. Мгновение спустя он лежал на ней. В следующее мгновение он уже врывался в нее.
— Нравится так? — выдохнул он. — Нравится чувствовать, его там, крошка?
— О Господи, я люблю это, — простонала она, думая про сверкающую эмалью и сталью мясорубку.
— Что?
— Я говорю, я люблю это! — заорала она.
Вскоре после этого она притворилась, что кончила, резко двинув бедрами и вскрикнув. Он кончил секунду спустя (она делила койку с Ллойдом уже четыре дня и почти точно вычислила его ритм), и, почувствовав, как его сперма стекает по ее бедру, она как бы случайно бросила взгляд на ночной столик.
Черный камень.
Красное пятно.
Казалось, оно уставилось на нее.
Вдруг она ощутила жуткое чувство, будто оно и впрямь пялилось на нее, будто это его глаз без контактной линзы человечности уставился на нее, как Глаз Сарона смотрел на Фродо из тьмы Барад-Дур в Мордоре, стане теней.
«Он видит меня, — с ужасом безнадежности подумала
После, как она и надеялась, Ллойд стал болтать. Это тоже входило в его ритм. Он обнимал ее за голые плечи, закуривал сигарету, глазел на их отражение в зеркале над кроватью и рассказывал ей о том, что происходит.
— Не хотел бы я быть этим Бобби Терри, — сказал он. — Нет уж, сэр. Благодарю покорно. Главный желал, чтобы голова этого старого козла осталась без единой царапины. Хотел послать ее обратно, за Скалистые горы. И погляди, что вышло. Этот придурок всадил две конфеты из сорок пятого прямо тому в рожу. Почти в упор. Наверное, он заслужил то, что получил, но я рад, что меня там не было.
— Что с ним случилось?
— Птичка, не спрашивай.
— Откуда он узнал? Главный?
— Он был там.
Она ощутила холод.
— Просто оказался там?
— Ага. Он просто оказывается там, где что-то не так. Господи Иисусе, когда я думаю, что он сделал с Эриком Стреллертоном, тем умником-адвокатом, с которым мы с Мусорком поехали в Лас-Вегас…
— Что он сделал?
Он не отвечал очень долго, и она уже не думала, что ответит. Обычно ей удавалось легонько подталкивать его в нужном ей направлении, задавая ряд мягких, уважительных вопросов, заставляя его ощущать себя так, словно он (по незабвенному выражению ее младшей сестренки) Король Говнюк на Сортирной горе. Но на этот раз ей уже стало казаться, что она зашла слишком далеко, пока Ллойд не произнес забавным, сдавленным голосом:
— Он просто посмотрел на него. Эрик болтал всю свою сраную бодягу насчет того, что ему жутко хочется поглядеть, как все закрутится в Вегасе… дескать, мы должны то, мы должны это… Бедный Мусор — ты знаешь, он слегка сдвинутый — просто пялился на него, словно тот актер из телешоу или еще кто-то в этом роде. Эрик ходил туда-сюда, словно обращался к судье и уже доказал, что все пойдет, как он хочет. А он говорит — мягко так: «Эрик». Вот так. И Эрик взглянул на него. Я ни черта не усек. Но Эрик просто долго смотрел на него. Может, минут пять. Глаза у него становились все больше и больше… а потом у него потекли слюни… а потом он начал хихикать… и тот хихикал с Эриком на пару, и вот это испугало меня. Когда Флагг смеется, тебе становится страшно. Но Эрик просто продолжал хихикать, а он сказал: «На обратном пути выкиньте его в Мохаве». Так мы и сделали. И насколько я знаю, Эрик и сейчас там бродит. Он смотрел на Эрика пять минут и свел его с ума.
Ллойд глубоко затянулся сигаретой и затушил ее. Потом он обнял ее.
— Зачем мы говорим о таком дерьме, а?
— Не знаю… Как идут дела в Индиан-Спрингс?
Ллойд просветлел. Проект Индиан-Спрингс был его детищем.
— Хорошо. По правде, хорошо. Мы посадим троих ребят за штурвалы «скайхоков» к 1 октября, а может, и раньше. У Хэнка Росона здорово получается. А этот Мусорщик, он просто гений херов. В каких-то вещах он туго соображает, но когда дело доходит до оружия, просто диву даешься.