Противостояние
Шрифт:
А как ей удается им так легко приказывать?
— Сейчас вы телепортируетесь в крепость, — продолжила Вилка. — Оттуда переместитесь в Лазейку и зарегистрируете точки привязки на Погосте. Там им ничего не грозит.
И снова они подчинились. Первой каст возвращения начала Афродита, а Сыч чуть задержался. Но только для того, чтобы обиженно крикнуть в пустоту:
— Гнида ты, Ворон!
Чего-о-о?!
Я кое-как сдержался, чтобы не выпрыгнуть из невидимости и не устроить разборки прямо там. Но ситуация продолжала оставаться опасной, так что пришлось молча проглотить
Вспышка.
Вторая.
Они исчезли. Следующую пару минут принадлежащие им надгробия оставались стоять на виду, а затем медленно растворились в воздухе. Сомнений не было — их переставили законные хозяева, уж мне-то точно известно, как в реальности происходит уничтожение могильных плит.
— Вы тоже уходите, — отдала новый приказ Вилка, на этот раз своим людям. — Я буду говорить с ним наедине.
Группа Рихтера молча подчинилась. Отряд почти одновременно загорелся сиянием двух десятков телепортов и через минуту в инкубаторе снова стало пусто. Остались только мы вдвоем. Даже если в доме кто-то и спрятался — вне его стен мне вреда все равно причинить не смогли бы.
Хм… Если пленники так легко выполняли ее команды, то где гарантия, что они просто не улетели отсюда в новую тюрьму?
— Ворон, я выполнила все твои условия, — устало произнесла Вилка.
Отменить слияние!
Абсолютная защита!
Я вышел из тени и направился прямо к ней, попутно переваривая увиденное. Как оказалось, она обладала куда большей властью над ходоками, чем мне представлялось изначально, но я все еще не понимал, каким образом ей все так легко удалось провернуть. И Сыч, и Афродита были сиротами, так что речи о том, что их вынуждали выполнять приказы с помощью шантажа смотрелось маловероятным.
— Теперь ты меня выслушаешь? — с надеждой произнесла она. — Я тебе решила поверить, и надеюсь ты мне отплатишь тем же.
— Сначала ты мне ответишь на один вопрос, — процедил я раздраженно. — Предупреждаю, если это будет очередная ложь — никакого разговора не будет.
— Спрашивай, — вздохнула девочка, усаживаясь прямо на порог моего бывшего дома.
— Почему мои друзья тебя слушались?
— Мои люди их пытали, — ответила она. — А еще постоянно подлечивали, чтобы случайно не померли. И они стали подчиняться.
Это было похоже на почерк Кастора и точно не могло быть ложью. Однако фраза из ее уст прозвучала так, словно для нее устроить подобное было не сложнее, чем почистить зубы.
— А их могилы? — проскрежетал я зубами. — Как ты их заставила их переставлять собственные могилы по первому твоему требованию? Они не похожи на самоубийц.
— Им было очень больно, — пожала плечами Вилка. — А я пообещала, что боль уйдет, как только они меня станут слушаться.
Твою… Твою мать… Мне захотелось схватиться за голову, от отчаяния. И вот я пытался с этим моральным уродцем наладить нормальный человеческий контакт? Да здесь армия лучших психологов в мире не справится! В этой маленькой паскуде дерьма оказалось ничуть не меньше, чем в ее отце. Мне вдруг стало понятно, что отпустить моих друзей ей абсолютно ничего не стоило, и если надо — их всегда для нее
— Ну ты и мразь! — выдохнул я.
— Ты попросил меня говорить правду — я сказала, — невозмутимо ответила она.
— Да ты вообще понимаешь, что такое сострадание? — взорвался я. — Что такое любовь? Жалость? Боль?
— А ты?! — она внезапно вскочила на ноги и посмотрела на меня прожигающим насквозь взглядом: — Ты жил трехлетним ребенком в притоне с наркоманами? Ты ел мертвого котенка, забившись под кровать, чтобы не сдохнуть от голода? А может тебе рассказать про ежедневные пытки препаратами в госпитале, когда тебе кажется, что по твоим венам бежит раскаленная кислота? Ты ждешь от медсестер хоть какого-то сочувствия, но вместо этого тебя все вокруг ненавидят, смотрят как на кусок гниющей плоти, занявшего палату с дорогим оборудованием.
Меня чуть не стошнило…
— Это… Это правда?
— Заткнись и не перебивай! — она по-детски затопала по земле ногами. — Ты хотел знать, способна ли я любить? Способна! Но человек, который вытащил меня из этого; который дал мне все, и которого я по-настоящему любила, теперь испытывает ежедневные муки, благодаря тебе. Я не могу его обнять, не могу прикоснуться к его тёплой щеке. Считаешь, что я монстр? Да — я монстр! Собрался меня перевоспитать? Начни прямо сейчас — покажи, что умеешь держать слово!
— Что тебе от меня от нужно? — я обессиленно опустился на землю, прямо напротив нее.
— Помоги мне вытащить папу из Ада, — ее глаза снова наполнились слезами. — Пожалуйста… Он не такой плохой, как ты думаешь.
Мне стало не по себе. Я одновременно ненавидел эту маленькую безжалостную мерзавку, но вместе с тем искренне ее жалел. Кто знает, что могло бы из этого смышленного ребенка получиться, сложись судьба иначе.
— Ты же знаешь, что теперь это невозможно, — вздохнул я.
— Возможно, Ворон, — она подняла заплаканные глаза и посмотрела на меня с такой искренней надеждой, что пробрало до мурашек.
— Каким образом?
— Ты теперь можешь видеть то, чего не видят остальные, — всхлипнула она.
— И что же я могу видеть?
— Таких же «блуждающих». Они хорошо умеют прятаться от игроков, но теперь ты способен их находить.
— И зачем же они тебе понадобились? — опешил я.
— Мне нужен только один, — она вытерла слезы ладошками. — Я не знаю, как и где его искать, потому что миров очень много. Но папа сказал, что у тебя должно получиться.
— Виолетта, — я осторожно взял ее маленькую ручку в ладонь. — Мне никак не выйти за пределы двенадцати миров. Создатель меня из них просто не выпустит, потому что такие, как я, слишком опасны для Системы.
— Папа говорит у вас есть способы перемещаться, тебе просто надо пообщаться с теми, кто уже этому научился, — она тихонько шмыгнула носом. — Пообещай мне, что если ты его однажды встретишь, то обязательно спросишь, как он это сделал, а потом расскажешь мне.
— Обещаю. А что именно он сделал?
— Честно-честно обещаешь? — она впервые улыбнулась и наконец-то стала похожа на обычного ребенка.
— Честно-честно, — улыбнулся я в ответ. — Так что же он такого уникального сотворил? Чем прославился?