Противостояние
Шрифт:
Пока он делился своими дедуктивными выводами и наблюдениями, я подумал, что возможен еще четвертый вариант – наши действия постоянно контролируются и нас подставляют под уголовные статьи, причем вполне серьезные, такие, как убийство и злостное хулиганство. То, что покойные охранники могли заинтересоваться двумя девушками, вполне возможный вариант, но идти на изнасилование и убийство вблизи охраняемого объекта могли только полные дебилы, а они на таковых не походили. К тому же было непонятно, как они смогли нас так быстро засечь –
Как всегда, зацепившись за парадоксальную, на первый взгляд, мысль, я начал ее раскручивать, находя все больше несоответствий во всем, что с нами последнее время случалось. Однако, из общего разговора не выпал и прокомментировал слова Андрея:
– Вряд ли, нас здесь никто не знает, да и организовать так быстро нападение…
– Хватит гадать на кофейной гуще, – неожиданно вмешалась в разговор Ольга. – Давайте лучше думать, что нам дальше делать, и вообще, Лешу нужно отвезти в больницу.
– В больницу мне не надо. И думать особенно не о чем. Нужно обследовать усадьбу, разобраться, что к чему, и делать отсюда ноги.
– А как ты себе это представляешь? Ты раненый, Олю в это осиное гнездо я не пущу ни под каким видом, мне что, одному туда лезть?
– Олю оставим в машине на стреме, а мы с тобой…
– Я одна в лесу не останусь, – запротестовала девушка.
– Давай все отложим, тем более что у тебя рука не работает, – добавил Андрей.
– Заработает, – успокоил я, – поехали отсюда.
Андрей спорить не стал, пожал плечами и завел двигатель.
Однако, тронуться не успел, у него в кармане зазвенел телефон. Он, не выключая двигателя, вытащил аппарат и ответил. Разговор у него получился короткий и не совсем понятный:
– Да, слушаю, – сказал он, – так получилось.
Потом довольно долго слушал абонента и окончил разговор словами:
– Сейчас я говорить не могу.
– С работы звонили, – сообщил он, пряча телефон в карман. – У нас там свои дела.
Проселочная дорога, на которую мы съехали, была грейдерная, отсыпанная поблескивающим при свете фар светлым гравием и совсем узкая. Разворачиваться на нее было неудобно, и Андрей решил выехать на шоссе задним ходом.
– Что за черт, задняя скорость не включается, – удивленно сказал он.
– У педали сцепления слишком маленький свободный ход, – почти машинально прокомментировал я. Краткость и непонятность его разговора насторожила. При таких сложных обстоятельствах, в которые мы попали, приходилось держать ухо востро. Однако, окончательно забеспокоиться и, тем более, запаниковать я не успел. Пульсирующая боль в руке, нарастающая с того момента, как только я начал самолечение, сделалась нестерпимой. Чтобы не застонать, пришлось прикусить губу. Я хотел уже убрать от раны ладонь, но в последний момент передумал,
– Это немецкая машина! – возмущенно сказал Андрей, демонстрируя непроходящее уважение русского человека к германскому качеству. – Такого просто быть не может!
Я промолчал. Открыть рот и не застонать было выше моих сил. Теперь, кроме ударов пульса в самой ране, плечо начало жечь и крутить. Впечатление было такое, что в руку воткнули кол и медленно в ней проворачивают.
– Чего будем делать? – спросил Андрей.
Он повернулся ко мне на заднее сиденье и смотрел прямо в лицо. Я с трудом взял себя в руки и, стараясь, чтобы голос не выдал, но, тем не менее, хрипло и натужно произнес:
– Поезжай вперед, где-нибудь развернемся.
В салоне было темно, моего лица ему было не рассмотреть, но лейтенант, вероятно, и без того понял, что со мной не все ладно, поэтому ничего не сказал, только неопределенно хмыкнул и двинулся в неизвестность.
То ли дорога была так хороша, то ли у машины мягкие амортизаторы, но я начал задремывать под убаюкивающую качку и шелест гравия под колесами. Боль начала притупляться и отступать. Теперь она только иногда при неловких движениях давала о себе знать.
– Долго еще ехать? – неожиданно громко спросил Андрей. – По-моему, ей конца никогда не будет!
Я еле выбрался из дремоты. Вопрос был или риторический, или попросту дурацкий, и я не стал на него отвечать. Об этой дороге я знал ровно столько же, сколько он, то есть ничего. Удивительно было, что грейдер все не кончался, хотя проехали мы уже километров десять.
– Ты уверен, что мы едем правильно? – опять завел волынку милиционер.
– Любая дорога куда-нибудь приведет, – ответил я, подавляя раздражение. – Дорог в никуда не бывает. Тем более таких хороших.
Спорить и ругаться не хотелось. После того, как отошла боль, у меня наступило блаженное, полупьяное состояние. Мышцы расслабились, и на небе вместе со звездами затеплились алмазы.
– Ой, мальчики, смотрите, а мы здесь уже были, – радостно закричала Ольга.
Андрей сбросил скорость и пригнулся к лобовому стеклу.
– Я ничего не вижу.
– Мы здесь были сегодня утром, я узнала вон ту кривую березу! Вон, вон, помните, здесь мы оставляли машину!
Теперь и я узнал местность. Андрей затормозил и начал рассматривать освещенный фарами лес.
– Действительно, место то же самое, – согласился он. – Выходит, мы опять попали…
– Попробуй включить заднюю скорость, – попросил я.
Машина послушно двинулась назад.
– Чудеса, – озабоченно произнес участковый, останавливаясь.
– Думаю, это не чудо, а что-нибудь похуже. Кому-то нужно было, чтобы мы оказались здесь в нужном месте и в нужное время, – сказал я буднично, без нажима.
– Да брось ты гнать, – нарочито грубо и мужественно произнес напарник. – Придумаешь мистику какую-то…