Противостояние
Шрифт:
Я уже начал втягиваться в «камерную» жизнь: много спал, не спеша, читал письма Чехова, и единственное, что меня угнетало – это мысль, что они скоро кончатся. К сожалению, Антон Павлович прожил всего сорок четыре года и очень многое не успел.
– Ну, и как вам Чехов? – как-то поинтересовался Аарон Моисеевич, ненадолго отлипнув от своей возлюбленной.
– Он великолепен, – искренне ответил я.
– Вы так считаете, – немного удивился ученый. – Мне казалось, что молодое поколение русскую классику не жалует.
– В каждом поколении есть всякие
– Ваша правда, – легко согласился Гутмахер, – отморозков, как теперь говорят, у нас в стране хватает.
– Между прочим, Чехов писал кому-то из друзей, что в России нормальных людей один на десять тысяч.
– Круто, – задумчиво сказал Гутмахер, уже успевший нахвататься у Ольги молодежных словечек. – Сейчас, пожалуй, нормальных людей стало больше, чем в те времена. Впрочем, «норма» – понятие относительное. Тогда страна была поголовно безграмотная, сейчас поголовно грамотная, а процент умных и глупых принципиально не изменился. А вам в восемнадцатом веке встречались выдающиеся люди?
– К сожалению, нет, я ведь там жил в глухомани, а в Петербурге мне было не до того – жену спасал. К тому же рассвет культуры наступил после появления Пушкина, а я его видел только в младенчестве.
– Вы, Алеша, не совсем правы, в то время были уже Карамзин, Державин, Крылов, Фонвизин, Радищев. Мне бы было весьма любопытно с кем-нибудь из них побеседовать, особенно с Карамзиным.
– А я бы лучше пообщался с Чеховым.
– И что вам мешает? Опыт приспосабливания у вас уже есть, даже внешность у вас несколько старомодная, простите старика за бестактность…
– Мешает разница в сто с лишним лет и милиция.
– Это решаемые проблемы.
– Как это решаемые?! – воскликнул я.
– Что случилось? – поинтересовалась любопытная Ольга, высовываясь из-за импровизированной ширмы.
– Аарон Моисеевич обещает отправить меня в девятнадцатый век, – ответил я.
– Ну и отправляйся, – ничуть не удивившись, посоветовала девушка. – Чего тебе здесь с нами киснуть.
У меня, признаюсь, от удивления едва не отпала челюсть. Против меня созрел заговор, о котором я даже не догадывался.
– Знаете, Алексей, – вмешался в разговор Гутмахер, блудливо отводя глаза, – я тут собрал кое-какую специальную схему, так что, если вам это интересно, могу посодействовать.
«Ага, – подумал я, – черта лысого ты собрал какую-то „схему“, а то меня здесь с вами не было! На пару вы ее с Ольгой за занавеской собирали. Эта „схема“ уже сто лет как „собрана“, а отправить меня отсюда тебе загорелось, чтобы остаться наедине со своей красавицей. И вообще, с тобой, кажется, все не так-то просто, начиная с того, как мы „нечаянно“ встретились в Москве, и того, что ты все время оказывался в нужном месте в нужное время, Теперь понятно, откуда все чудеса в этом доме».
– И в какое время вы можете меня отправить, опять в восемнадцатый век?
– Увы, этого мне сделать не удастся. Максимальной мощности аппарата
– Не понял?..
– Видите ли, когда вы путешествовали по времени на вашем, как вы его называли, «генераторе», шанс погибнуть был небольшой, потому что, скорее всего, это был не «генератор», а специальная стартовая площадка, привязанная к определенному месту. Если бы в то время, как вы материализовались в новом времени, на этом месте находился какой-то предмет, то вы, ну, как бы это сказать, смешались с ним…
– Понятно… – запоздало испугался я.
– Так вот, без должной подготовки отправлять вас в прошлое или будущее опасно. Если окажется, что в этой комнате кто-то когда-то случайно поставил стул или какой-нибудь предмет, а вы на этом месте внезапно появитесь, то… Вы меня понимаете. Единственно, что относительно безопасно – это отправить вас в то время, когда на этом месте было еще поле…
– А если бы здесь был лес, я стал полуберезой? – пошутил я.
– У меня имеются фотографические карточки дачного участка до начала застройки, – не обратил на меня внимание Гутмахер. – Тогда здесь было чистое поле. Так что можете выбрать период от девяносто девятого по девятьсот третий год, то есть до начала строительства дома. Конечно, минимальный риск все-таки есть.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского, – сообщила из-за ширмы Ольга.
Похоже, что она даже больше Гутмахера хотела сплавить меня отсюда. Вот тебе и его теория о девичьей фригидности.
– А как я вернусь обратно?
– Это уже сложнее, – ответил «молодой», – вам нужно будет точно зафиксировать место, куда вы упадете…
– То, есть, как это упаду?
– Отправить я вас смогу только из этой комнаты, а ее пол из-за цоколя и подвала выше уровня почвы, так что вам придется быть внимательным, чтобы не ушибиться. А когда захотите вернуться, то учтите высоту, с которой упали. Понятно?
– Понятно, только я не очень врубаюсь, как мне удастся измерить высоту. Секундомером, что ли?
– Высота здесь совсем небольшая, около метра от земли, так что, когда будете возвращаться, запаситесь высокой табуреткой или стремянкой, чтобы не застрять в полу.
Я сразу как-то не подумал о «культурном слое», непременно образовавшемся за сто лет, и подсчитать который сидя в комнате невозможно, потому посчитал рассуждения Гутмахера правильными.
– А что, я, собственно, с удовольствием, чего мне вам мешать…
– Что вы, что вы, вы нам не мешаете, если хотите, оставайтесь!
– Мешает, мешает, – сообщила невидимая, но честная Ольга.
– Нет, серьезно! – загорелся я новой идеей. – Поеду общаться с Чеховым! Только мне нужно узнать, когда он был в Москве. Он в это время был уже серьезно болен и жил в основном в Крыму, не в Ялту же мне к нему ехать.
– Вот и чудесно, узнавайте, только учтите, что попадете вы туда синхронно с нашим временем: час в час, с учетом, конечно изменившегося календаря.