Противостояние

Кинг Стивен

Энджи улыбнулась:

– Нет, это Том. Он просто…

Но Динни уже бежал к нему, крича во весь голос:

– Том! Подожди, Том!

Том повернулся, его лицо расплылось в улыбке.

– Динни! Привет-привет!

Динни прыгнул на Тома. Тот бросил корзинку и подхватил мальчика. Закружил.

– Хочу полетать, Том! Хочу полетать!

Том ухватил Динни за запястья и закружил вновь, все быстрее и быстрее. Центробежная сила поднимала ребенка, пока его ноги не оказались параллельно земле. Он визжал и смеялся. Сделав несколько кругов, Том осторожно опустил его на землю.

Динни покачивался, смеялся и старался удержаться на ногах.

– Сдейай это еще раз, Том! Сдейай это еще раз!

– Нет, если я сделаю, тебя вырвет. И Тому пора домой. Родные мои, да!

– Ладно, Том. Пока!

– Я думаю, Динни любит Ллойда Хенрида и Тома Каллена больше

всех, – продолжила Энджи. – Том Каллен простак, но… – Она посмотрела на девушку и замолчала. Та не отрывала от Тома превратившихся в щелочки глаз.

– Он пришел с другим мужчиной? – спросила она.

– Кто? Том? Насколько мне известно, он пришел один, недели полторы тому назад. Какое-то время провел с другими людьми, в Зоне, но его оттуда выгнали. Их потеря – наш прибыток, вот что я тебе скажу.

– Так он не с болваном? Глухонемым болваном?

– Глухонемым? Нет. Я уверена, что он пришел один. Динни просто влюбился в него.

Девушка наблюдала за Томом, пока тот не скрылся из виду. Подумала о пепто-бисмоле в бутылке. Подумала о словах, нацарапанных на листке: Ты нам не нужна. Это случилось в Канзасе, тысячу лет тому назад. Она стреляла в них. Очень хотела убить, особенно болвана.

– Джули! Тебе нездоровится?

Джули Лори не ответила. Она по-прежнему смотрела вслед Тому Каллену. И через какое-то время заулыбалась.

Глава 64

Умирающий открыл блокнот «Пермакавер», снял колпачок с ручки, на секунду замер и начал писать.

Странное дело, совсем недавно ручка летала по бумаге, исписывая каждый лист от края до края, сверху донизу, словно по велению магической силы; теперь же слова возникали с трудом, корявыми и большими буквами. Будто машина времени перенесла его в начальную школу, где он только учился писать.

В те дни у отца и матери еще оставалась капелька любви к нему. Эми не успела расцвести, и его будущее – знаменитый оганквитский толстяк и потенциальный гомосексуалист – еще не определилось. Он помнил, как сидел на залитой солнечным светом кухне, медленно, слово в слово, копируя одну из книг о Томе Свифте [204] в блокнот «Синяя лошадь» – грубая бумага, синяя линовка. Рядом стоял стакан с колой. И он слышал слова матери, долетавшие из открытой двери в гостиную. Иногда она говорила по телефону, иногда – с соседкой.

204

Том Свифт – главный герой одноименных научно-фантастических и приключенческих книг для подростков, издаваемых в США с 1910 г.

Доктор говорит, он просто толстый мальчик. С железами у него, слава Богу, все в порядке. И он такой умный.

Наблюдая, как слова множатся, буква за буквой. Наблюдая, как предложения множатся, слово за словом. Наблюдая, как абзацы множатся, и каждый являл собой кирпич в громадном бастионе, имя которому – язык.

Это будет мое величайшее изобретение, уверенно заявил Том. Посмотри, что произойдет, когда я вытащу эту плиту, но, ради Бога, не забудь прикрыть глаза!

Кирпичи языка. Камень, лист, ненайденная дверь [205] . Слова. Миры. Магия. Жизнь и бессмертие. Власть.

Я не знаю, откуда это у него, Рита. Может, от дедушки. Он был рукоположенным священником и, говорят, читал удивительные проповеди…

Наблюдая, как по прошествии времени буквы становятся красивее. Наблюдая, как они соединяются друг с другом, как печатание уходит в прошлое, уступая место письму. Собирая мысли и сюжеты. Весь мир, в конце концов, состоит из мыслей и сюжетов. В итоге он заполучил пишущую машинку (к тому времени для него не осталось практически ничего другого; Эми училась в старшей школе: Национальное общество почета [206] , группа поддерж ки спортивных команд, драматический кружок, дискуссионный клуб, прощайте, брекеты, лучшая подруга – Фрэнни Голдсмит… и ее младший брат, который так и остался толстяком, – и начал пользоваться громкими словами для самозащиты, осознавая, какова на самом деле жизнь: один большой котел с

варварами, в котором он – единственный миссионер, медленно варящийся вместе с остальными). Пишущая машинка открыла ему новую жизнь. Первое время он печатал медленно, совсем медленно, и постоянные ошибки безмерно его раздражали. Словно машинка активно – из озорства – сопротивлялась ему. Но постепенно он начал понимать, что представляла собой пишущая машинка на самом деле: магический канал связи между его разумом и чистым листом, который следовало покорить. Когда разразилась эпидемия, он уже мог печатать больше ста слов в минуту и наконец-то поспевал за мчащимися мыслями, укладывал их на бумагу. Но он никогда не прекращал писать от руки, помня, что «Моби Дик» был написан от руки, как и «Алая буква», как и «Потерянный рай».

205

«Камень, лист, ненайденная дверь» – цитата из романа «Взгляни на дом свой, ангел» американского писателя Томаса Вулфа (1900–1938).

206

Национальное общество почета – общественная организация, в которую принимаются лучшие ученики старшей школы.

За долгие годы практики он пришел к методу, образчик которого Фрэнни нашла в его дневнике: никаких абзацев, никаких пробелов, никаких пауз для глаза. Это была работа – тяжелая, до судорог, – но работа в радость. Он с удовольствием и часто пользовался пишущей машинкой, однако всегда думал, что главные мысли лучше всего записывать от руки.

Гарольд поднял голову и увидел медленно кружащих в небе стервятников, словно возникших из фильма с Рэндолфом Скоттом, какие показывали на дневных субботних сеансах, или из романа Макса Брэнда. В голову пришли строчки, которые могли бы войти в его роман: «Гарольд увидел стервятников, кружащих в небе, ждущих. Какое-то время спокойно смотрел на них, потом вновь склонился над своим дневником».

Он вновь склонился над своим дневником.

В конце жизни ему вновь пришлось вернуться к корявым буквам, какими он писал в самом ее начале. Они так остро напомнили ему о залитой солнечным светом кухне, стакане холодной колы, старых, пахнущих плесенью книгах о Томе Свифте. И теперь – наконец-то – он подумал (и записал), что сумел исполнить мечту родителей и осчастливить их. Во-первых, похудел. А во-вторых, пусть формально и остался девственником, на практике доказал, что никакой он не гомосексуалист.

Гарольд открыл рот и прохрипел:

– Вершина мира, мама [207] .

Он исписал полстраницы. Взглянул на написанное, потом на свою ногу, вывернутую и сломанную. Сломанную? Слишком мягко сказано. Раздробленную. Он уже пять дней сидел в тени этой скалы. Еда закончилась. Он бы еще вчера или позавчера умер от жажды, если бы не два сильных ливня. Нога гнила. Позеленела, дурно пахла и раздулась, натянув джинсовую ткань, которая теперь напоминала оболочку сосиски.

207

Почти дословное цитирование фразы главного героя детективного фильма «Белая жара» (1949), произнесенной им перед тем, как взорвать хранилище с бензином, на крышу которого он взобрался.

Надин давно уехала.

Гарольд взял пистолет, который лежал рядом с ним, пересчитал патроны. Только в этот день он пересчитывал их больше ста раз. Во время ливня укрывал пистолет своим телом, чтобы он оставался сухим. Патронов осталось три. Двумя он выстрелил в Надин, когда та смотрела на него сверху вниз, сказав, что собирается уехать одна.

Они проходили поворот серпантина: Надин – по внутреннему радиусу, Гарольд на своем «триумфе» – по внешнему. На западной стороне Скалистых гор, по-прежнему в Колорадо, но уже в семидесяти милях от границы Юты. По внешнему радиусу поворота было разлито машинное масло, и все последующие дни Гарольд много размышлял об этом масляном пятне. Откуда вылилось масло? Конечно же, в последние месяцы здесь никто не проезжал. За это время любое масло давно бы высохло. Получалось, что его красный глаз постоянно следил за ними, выбирая наиболее удачный момент, чтобы разлить масло и вывести Гарольда из игры. Оставил его с ней в горах, на случай возникновения каких-то проблем, а потом избавился от него. Гарольд, как говорится, сделал свое дело.