Провидение зла
Шрифт:
– С ним? – вспыхнула Фламма.
– Да, – кивнула Армилла. – Но ты не будешь пытаться заговорить с ним, пялиться на него, приближаться к нему. Ты и Декрепитус – обычные путники. Держитесь в отдалении. Если видите любых встречных – придерживаете лошадей. Вы не с королем. В опасности вас дружина не оставит, без опасности будет поджидать. Ясно?
– Ясно, – закивала Фламма.
– Тогда одевайся, – улыбнулась Армилла. – Надеюсь, Энки не оставит тебя своей заботой. И запомни, что бы ни случилось, теперь ты Аксилла.
Через час Фламма была готова. Принесенная Декрепитусом одежда была грубой, но ладно
В дверях появился старик. Окинул девчонку взглядом, довольно хмыкнул, бросил блеснувшую серебром монету.
– Выбирай, на какую ногу удобнее хромать, да закладывай под пятку. На привале ногу не собьешь, зато привыкнешь. А вот и палка. Ножик-то я у тебя видел, так что палкой и обойдешься.
Фламма поймала брошенную ей палку, удивленно повертела ее в руках. И в самом деле ее меч теперь напоминал яблоневый сук. Такой же на ощупь, на запах, даже сучки и побитости видны. И легкий. Не сразу и определишь, с какой стороны рукоять. Вот только теплый…
– Пришлось над очагом подержать, – буркнул Декрепитус в ответ на вопросительный взгляд. – Времени было мало. Отшлифовать успел, даже сучки нарисовал, а сушить только огнем выходило.
– У тебя золотые руки, – восхищенно молвила Фламма.
– Были б золотые, я б отрезал бы по фаланге в год и горя не знал, – расплылся в улыбке старик.
К границе Тимора отряд подошел ранним утром второго дня. Начавшиеся уже предгорья гор Хурсану, высотой и белизной вершин с которыми не могли сравниться горы Балтуту, в глубокой расщелине пересекала горная речка. У моста отряд остановился. На противоположной стороне высилась подновленная каламская башня, но стражников видно не было.
– Если пьяны, то и сотней плетей не отделаются, – ехидно сообщил Фламме Декрепитус, который был приятно удивлен, как его вновь приобретенная дочка держится в седле и переносит тяготы дороги. Фламма же сожалела теперь только об одном: за день пути рядом с королем она не только не сказала ему ни слова, но даже ни разу не поймала его взгляд.
Один из дружинных спрыгнул с лошади и повел ее через узкий деревянный мост под уздцы. Фламма оглянулась. Тот берег, на котором они теперь остановились, был пуст. На несколько лиг во все стороны тянулись пастбища, но сейчас они все еще были голы и сухи. Противоположный берег вздымался заросшими лесом увалами, но и там до ближайшего леса было не менее пары лиг.
– Нет засады, – покачал головой Декрепитус. – Все видно во все стороны. Но дозор должен быть. А тут ни лошадей, ни дозорных. Непорядок. В реку они свалились, что ли? Тогда никаких следов не найдешь. Тут пропасть – три сотни локтей! Собак пастухи специально натаскивают, чтобы овец к ней не подпускали.
– Нет никого, – крикнул из башни стражник. – Ни лошадей, ни воинов. Ушли почему-то. Кострище холодное.
– Ладно, – ответил король. – Девять стражников и мастер стражи на ту сторону. Осмотрите все еще раз. За башней распадок.
Копыта лошадей застучали по мосту.
– А знаешь ли ты, девица, – начал свой обычный разговор Декрепитус, – что вся земля севернее Азу называлась
Фламма не успела ответить. В полной тишине и утреннем безветрии деревянный мост вдруг заскрипел, зашевелился, отвалился от края пропасти и рухнул, пойдя в сторону и разбившись о ее противоположный край. И в ту же секунду откуда-то из провала полезли свеи, полезли, как тараканы, разрядили самострелы в оставшихся с королем десять воинов, а потом схватились за топоры и ринулись на тех защитников короля, что успели обнажить мечи. Фламма оглянулась, увидела хрипящего Декрепитуса со стрелой в горле, наклонилась, чтобы схватить притороченную к седлу палку, услышала, как очередная стрела просвистела у нее над головой, и вывалилась из седла, потому что ее лошадь задрожала и стала припадать на круп.
– Арас! – услышала Фламма грубый голос. – Я же сказал, не калечить лошадей.
Лошадь упала.
– Отстань, брат Микил, – был ему ответ. – Лучше собери остальных лошадей. А эту мы сожрем. Или ты хочешь, чтобы я опять питался человечиной?
Они говорили по-свейски, но Фламма сквозь охвативший ее ужас их понимала, дозорные, которых она пользовала целительством, тоже говорили по-свейски. Но откуда они взялись? И что случилось? Почему все произошло так быстро? Вон, на том берегу за разрушенным мостом стоят десять воинов Тимора, стоят, будто каменные истуканы, и ничего не могут сделать. А с этой стороны реки два или три десятка свеев собирают лошадей, обыскивают трупы, снимают все ценное, а тела сбрасывают в пропасть.
– Эй! – послышался голос. – А король-то еще жив!
– Так и надо, – буркнул Микил. – Я ему пропорол брюхо да подсек руки. Скажи ему по-вирски, что его смерть заказал король Ардууса. Да не ори, эти дурни на том краю пропасти не должны услышать. Мы пока еще не воюем с Ардуусом, наши воины в его городе.
Свей поднял за плечи раненого короля и прошипел ему что-то прямо в ухо. Вигил вывернулся и плюнул убийце в лицо кровавой слюной.
– Микил! – раздраженно крикнул свей. – Он плюнул в меня!
– Добей, – равнодушно бросил вожак.
Глухой удар и последний протяжный стон возвестили о том, что Фламма стала сиротой. Она словно окаменела, сжалась в комок за бьющей в агонии ногой лошадью.
– Как наши? – спросил кто-то.
– Хорошо, – был ответ. – Трое ранены, один опасно. Кровь не можем остановить. Пока зажимаем.
– Э! – услышала Фламма голос над головой, скорчила лицо в гримасу, выпрямилась и захромала, заковыляла в сторону, опираясь на палку. – Да тут девчонка. Страшная, с перекошенной рожей, да еще хромая. Она вроде как не из отряда? И лошади другие, и старик с ней был. Попутчики, наверное. Что с ней делать-то?
– Женись! – гаркнул кто-то, и хохот грянул из десятков глоток.
На том берегу реки стражники Тимора сели на лошадей и поторопили их к горной дороге.
– Убей ее, если уродина, – приказал тот, кого называли Микил. – Или брось в пропасть и посмотри, как полетит.
– Убить? – подхватил Фламму за шиворот и поднял на вытянутой руке Арас.
– Я лекарь! – закричала она что было сил, с трудом выговаривая свейское слово. – Я лекарь!
– Лекарь? – скривил губы Арас, снял с лица свободной рукой светлую прядь длинных волос и обернулся к брату: – Микил! Ты слышал?