Шрифт:
Глава 1
Неверный свет факела освещал узкую винтовую лестницу, выхватывая из влажного, пахнувшего плесенью сумрака, каменную кладку старого замка. Пожилой воин вел за собой девушку, зябко кутавшую плечи в меховую накидку. Седоусый мужчина поглядывал себе через плечо, следя за тем, чтобы юная лаисса не оступилась. Он подал ей руку и помог подняться на узкую площадку смотровой башни. Затем воткнул факел в держатель на стене позади них и замер.
Девушка подошла к узким металлическим перилам, оперлась на них и устремила взор в черноту ночи, туда, где виднелся свет костров, и откуда
— Ну что, лаисса? — спросил воин.
Девушка подняла руку, призывая его к молчанию. Она прикрыла глаза и подняла лицо кверху, позволяя прохладному ветру ласкать кожу.
— Не вижу, — прошептала девушка. — Будущее сокрыто мраком.
Она лгала. Лаисса Катиль Альвран видела, но не то, что ждали обитатели замка "Вороново крыло". Единственная дочь ласса Альврана слыла провидицей, многократно доказав свой редкий дар. И сейчас, когда замок осадили люди ласса Корвеля, известного своим жестоким нравом, все ждали от нее приговора.
— Глупцы, — прошептала Катиль, стискивая перила так сильно, что пальцы начали неметь.
— Что, лаисса? — тут же отозвался седоусый воин.
— Ничего, — она покачала головой и обернулась к нему. Темнота скрыла слезы, прочертившие влажные дорожки на щеках благородной лаиссы. — Я хочу уйти отсюда.
Мужчина достал еще не погасший факел и помог ей сойти на лестницу. Катиль обернулась в последний раз, глядя в темноту, и вздохнула. Ласс Корвель пришел за ней, она это увидела так ясно, как если бы присутствовала в сумрачном зале чужого замка, где на деревянном кресле сидел мощный мужчина, сжимавший в пальцах золотой кубок. У его ног устроилась молодая и красивая женщина, рассказывавшая ему о провидице из "вороньева замка", как называли замок Альвран жители долины Ньялли. Мужчина слушал и молча кивал головой, задумчиво перебирая в пальцах светлую прядь женских волос.
— Провидица сможет уберечь тебя от многих ошибок, мой возлюбленный, — говорила женщина. — Только не вздумай плениться ею, о красоте девушки ходит множество слухов.
— Она красивей тебя, Рагна? — насмешливо спросил мужчина. — Такое возможно?
— Мне сложно судить, — уклончиво ответила женщина, оплетая колени ласса тонкими изящными руками. — Я никогда ее не видела, да и не смогла бы ответить тебе, даже если бы была знакома с ней. Что скажут твои глаза, так и будет.
— Глаза могут обмануть, слух никогда, — улыбнулся мужчина, и его мрачноватое лицо смягчилось. — Твой ум меня пленяет больше. Что говорят об уме юный лаиссы?
— Того не ведаю, — с легкой усмешкой ответила Рагна и прижалась щекой к ногам своего возлюбленного. — Только ласс Альвран бережет дочь, пуще зеницы ока.
— Если она так хороша, как ты говоришь, душа моя, почему же к "Вороньему" замку не съезжаются женихи? — изломив бровь, спросил ласс Корвель.
"Потому что батюшка боится, что я потеряю свой дар, если познаю мужчину", — ответила на вопрос Катиль в своих мыслях. Дальше видение прервал вопрос стражника, но главное она уже знала. Как поняла, что спасти своих родных и тех, кто сейчас прятался за стенами замка может лишь она сама, отдав себя в руки жестокого ласса, который никогда не отступает, пока не получит желаемого. И она знала, что сделает дальше.
Ласс Альвран ждал внизу. Он пристально смотрел на дочь, Катиль о чем-то сосредоточенно думала, нервно теребя край
— Что показали тебе Святые, дочь? — спросил он.
Катиль, успевшая убрать с лица следы минутной слабости, посмотрела на отца и улыбнулась:
— Замок устоит, отец. Святые говорят, что никто не погибнет.
— Да благословят они тебя, Кати, — с явным облегчением воскликнул мужчина и поспешил объявить о видении дочери своим людям.
— Вы же сказали… — начал седоусый стражник.
— И ни разу не солгала, — грустно улыбнулась ему девушка. — Скажи батюшке, что я ушла почивать и прошу меня не тревожить.
Стражник кивнул, и Катиль поспешила в свои покои. Служанка ждала девушку, ее испуганный взгляд не отрывался от лица госпожи. Лаисса едва заметно поморщилась. Катиль всегда удивлялась тому поклонению и даже страху, смешанному с почтением, который испытывали к ней обитатели отчего замка. Дар провидения давал ей лишь краткие знания о том, о чем она хотела знать. Иногда не хотела, но видения не спрашивали позволения и посещали ее. Даже такие страшные, как смерть их конюха в болоте. Правда, видение же и позволило уберечь мужчину, но Катиль видела все в подробностях, и потом не могла спать несколько ночей, вскакивая от кошмаров. Как не могла спать, увидев гибель егеря от клыков раненного вепря.
И все же это было не волшебство, о котором говорят легенды и сказки, потому девушка ценила свой провидение, как дар Святых, но не считала его чем-то невероятным. Более того, счастливей ее это не сделало. Уже пять лет прошло с того дня, когда она вошла в брачный возраст, но отец не желал слышать о женихах, неизменно изгоняя всех, кто намекал на желание породниться с ним. Ласс Альвран охранял свое сокровище пуще драконов из легенд народа, живущего в Высоких горах.
— Ты свободна, — отпустила лаисса свою служанку. — Ложись спать, все будет хорошо.
— Правда? — просияла та.
Катиль кивнула и проводила девушку взглядом. Она часто переодевалась ко сну самостоятельно, потому это не вызвало подозрений. Лаисса Альвран закрыла двери на ключ и бросила на постель свой плащ, куда сложила несколько вещей, связала в узел и написала отцу короткое письмо, поясняя, что уходит добровольно и просит не пытаться ее вернуть.
"Святые указали мне путь, батюшка. И коли им угодно отдать меня в руки человека, готового погубить многих ради одной, я исполню их волю и сохраню вам жизнь.
Тяжко вздохнув, девушка вошла в свою умывальню и нажала рычаг, невидимый постороннему глазу. Отец не знал, что ей ведом тайный ход. О нем Кати рассказал замковый летописец, рывшийся в старых архивах. Старик был дружен с хозяйской дочерью еще с ее раннего детства. Он читал девочке древние сказания, показывал родовое древо Альвран, с особой гордостью рассказывая о тех, кто сражался бок о бок с властителями и прославился в веках. Как жаль, что ныне о них все забыли… Девочка тихо хихикала, а летописец грозил ей пальцем, обещая, что справедливость восторжествует.