Провинциал. Книга 7
Шрифт:
Всё говорило о том, что заведение претендует на первые строки в рейтингах. И это подразумевало то, что кому ни попадя тут столик не забронируют.
— Ну, значит, не ошиблась я, — удовлетворённо подумала Зара, — котик-то мой, вроде как, действительно породистый оказался, — и с улыбкой посмотрела на горделиво вышагивающего рядом Вильяма, — ну ведь павлин-павлином… такой весь из себя преисполненный сознанием своего превосходства над остальными.
Весь его облик буквально кричал:
— Смотрите! Смотрите все! И не говорите потом, что не видели! Вот он я, неотразимый и великолепный, и рядом
Да, в эти мгновения он сам в своих собственных глазах поднялся на небывалую высоту и ощущал себя эпическим героем. Поистине, жизнь удалась. Теперь все наверняка умрут от зависти, увидев, какая красавица его сопровождает…
Они шли через большой, отделанный ценными породами дерева зал, украшенный драпировками из мерцающей перламутровой ткани. С высокого сводчатого потолка свисали огромные люстры, блестевшие бесчисленными хрустальными подвесками…
Шли под пристальными взглядами рассевшейся за столиками публики…
Гул разговоров, стук столовых приборов о фарфор тарелок, еле слышное поскрипывание стульев — все эти звуки мгновенно стихли при их появлении. И в воцарившейся вдруг тишине отчётливо слышались только шаги Зары и Вильяма, ну, и дробный перестук каблуков метрдотеля, который вился вокруг них мелким бесом, лопоча какую-то чушь…
Вильям откровенно наслаждался. Он, буквально, кожей ощущал завистливые взгляды гостей ресторана, направленные на него.
А вот Зара могла бы серьёзно пострадать, ибо от ненавидящих взглядов женщин, присутствующих в зале, пузырями её кожа не пошла только потому, что Зара была чертовкой. То есть, она была просто чертовски устойчивой к негативным воздействиям и агрессивным средам. Сглазить её было невозможно.
Но присутствующие в ресторане дамы этого не знали, и, задыхаясь от чёрной зависти, продолжали сверлить горящими бешенством глазами её спину, покуда пара не скрылась за дверью приготовленного для них кабинета.
Как только закрылась дверь кабинета, куда прошла эта парочка, люди, сидящие за столиками вернулись к еде и своим разговорам.
И лишь изредка кто-нибудь из мужчин впадал в кратковременную задумчивость, и в это время на лице задумавшегося непроизвольно появлялась мечтательно-сладострастная улыбочка, которая невероятно бесила находящихся рядом дам.
— Вот, — напыжившийся от гордости за заведение, метрдотель отошел в сторону, дабы позволить гостям увидеть ту выставку произведений кулинарного искусства, которую сейчас представлял из себя обеденный стол довольно приличных размеров, стоявший в кабинете.
Зара осмотрела теснящиеся на столешнице блюда, и про себя подумала:
— Как замечательно, даже если Вилли окажется полностью несостоятелен по мужской части, то удовольствие я всё-равно получу, правда, только гастрономическое.
Помимо еды она обратила внимание и на то, что кроме двух стульев, стоявших у стола в кабинете, из мебели присутствовал только монструозных размеров диван.
— Гммм, — подумала она, — а ведь можно никуда и не ездить, — и ещё раз бросила оценивающий взгляд на своего кавалера, — при том условии, конечно, если тут клиентам позволяется использовать диван в качестве
Она даже сморщила лоб, размышляя, с какой целью, кроме уже обозначенной, сюда могли поставить
это пятиместное лежбище. И, не находя подходящего ответа, укрепилась в мысли, что её первоначальное предположение было таки верным.
— Если что-нибудь потребуется, — сказал мэтр, — то вот звонок, — он кивнул на свисающий по стене витой шнур, — вы позвоните, и через пару минут к вам подойдёт официант.
— Эх, была не была, — подумала Зара, улыбнувшись тому, что она сейчас выдаст, — посмотрим, однако, насколько далеко простирается желание работников этого заведения угодить клиентам. Главное, чтобы дражайший Вилли от стыда за мою милую непосредственность не провалился сквозь паркет… Как это Андрей говорил? А! Во! Испанский стыд.
Андрей, помнится, объяснял ей смысл этого выражения, который сводился к тому, что косячит кто-то другой, а стыдно из-за этого, почему-то, именно тебе. Вот сейчас бедняга Вилли как раз и может ощутить на себе этот самый испанский стыд…
— Скажите, милейший, — обращаясь к метрдотелю, Зара скроила сложную гримасу, которая, с одной стороны обозначала то, что она — непроходимая дура, но дура, совершенно убеждённая в том, что те слова, которые она только собирается сейчас произнести, не вызовут ни возражений, ни какого бы то ни было удивления или осуждения, — а можно вдобавок к этому прекрасному столу попросить вас прислать кого-нибудь, что бы разложить и застелить этот диван? — после чего, посмотрев на вытягивающуюся физиономию мэтра, уверенно добавила, — шёлком, разумеется.
Сказать, что этой фразой она повергла в шок обоих мужчин, стоявших сейчас рядом с ней, это не сказать ничего.
У обоих отвисли челюсти.
Метрдотель некоторое время глотал воздух, пытаясь натянуть на голову то, о чём его только что попросили.
Довольно долго на его лице отражались перипетии внутренней борьбы, в которой сошлись, с одной стороны, его представления о правилах приличия и порядках, установленных для посетителей, а с другой стороны, его желание угодить клиентам, и, соответственно, получить хорошие, жирные такие, чаевые. Да и расстраивать графа Вильяма Хоукинса, первого помощника суперинтенданта герцогства, то есть, человека почти всемогущего, это такое себе…
У Вильяма же дух перехватило по совершенно иной причине.
Он, так же как и присутствующий здесь работник общепита, тоже прекрасно понял, для проведения какого мероприятия его спутница предложила застелить этот диван. И поэтому эти её слова он воспринял, как подтверждение того, что сегодня его самые смелые ожидания станут реальностью.
На диване этом, кстати, если его полностью разложить, могли одновременно резвиться пары две-три, при этом нисколько друг другу не мешая.
Физиономия графа отражала сложную гамму чувств, начиная от смущения, вызванного, скорее всего, обезоруживающей прямолинейностью девушки, и заканчивая откровенной похотью в глазах, как раз в этот момент устремлённых на роскошную девичью грудь, которая была почти полностью открыта смелым вырезом декольте.