Проводница
Шрифт:
Казалось, жили только желудок и язык. Желудок сжимался спазмами, и от этого Ольгу сильно мутило, а язык распух во рту, словно не помещался. Ужасно хотелось пить.
— Пить… — прошептала она с трудом, но никто не подошел.
Она оперлась на локоть и подтянулась повыше. Теперь можно было оглядеться.
В огромной палате тесно, почти впритык друг к другу были поставлены двадцать кроватей, на которых лежали и сидели женщины самых разных возрастов, от старых до девчонок. Кто спал, несмотря на шум, кто пытался читать, кто играл в карты, кто недвижно
— Девочка… — шепотом позвала Ольга свою соседку, симпатичную хохлушку лет двадцати. — Где я? Что со мной?
— В больнице «скорой помощи», — сообщила словоохотливая хохлушка. — У тебя рука вон раздроблена, башка пробита и внутри все опущено. Тебя машина сбила, не помнишь?
Ольга попробовала покачать головой, но перед глазами все поплыло, и она ответила:
— Нет…
— Тебя после операции в мужское отделение класть хотели, — прыснула хохлушка. — Голову обрили, вот нянька и перепутала. А потом историю болезни глянула, а ты девка… Вот прикол, да?
— Прикол… — равнодушно согласилась Ольга.
Честно говоря, ей было абсолютно все равно, где лежать.
— А меня хозяин избил, — сообщила хохлушка. — Он на рынке несколько точек держит. Приревновал к Равилю, зараза! А я на Равиля даже не смотрела А он и слушать ничего не хочет. Видишь вот, два зуба выбил, — она доверчиво показала Ольге свидетельства бешеной страсти своего «хозяина». — И ребро сломал. Да еще сотрясение мозга заработала. Я бы ушла давно, да голова кружится, не могу долго стоять. А мне же на точке двенадцать часов надо, от зари до зари…
Ольга слушала в пол-уха ее бодренький говорок.
— И даже передачки не носит, гад… Девчонки приходили, говорят, он уже другую на мое место взял, представляешь?
— Гад, — равнодушно согласилась Ольга.
— Я б на него заявление написала, — пригорюнилась хохлушка. — Да у меня регистрации нет. Я тут врачам наврала, что только что с поезда, зашла на рынок поесть купить, а на меня напали. Девчонки, умницы, «скорую» вызвали, а иначе меня ни в какую больницу не взяли бы…
— Коренева, — сказала пожилая медсестра, входя со шприцем в палату. — Поворачивайся на бок.
— Я не моту, — пожаловалась Ольга.
— Я, что ли, могу? — грубо оборвала ее медсестра. — Я одна тут, а вас вон сколько! Каждую ворочать, руки, небось, не казенные.
Она рывком откинула одеяло и одним умелым движением крутнула Ольгу на бок. Она не успела даже застонать от внезапной боли, как в ягодицу уже впилась игла.
— Тихо! Не дергайся, иголку сломаешь, — сказала медсестра.
Она ввела лекарство, выдернула иглу и повернулась к хохлушке.
— Ой, я опять забыла, — взмолилась та. — Надежда Федоровна, миленькая, вы меня еще разок уколите, а я обязательно девочкам скажу…
— Номер не пройдет, — оборвала ее медсестра. — Ты на рынке полтинник в день получаешь, а я тут за триста рублей вкалываю. В месяц.
— Ага! — завелась с пол-оборота хохлушка. — Деньгам моим позавидовала? Думаешь, я у вас тут озолотилась прям? А ты сама постояла
— А я на чем стою тут? На ушах? — огрызнулась медсестра. — Я тебе не благотворительная лавочка. Плати и получишь свое лекарство, не платишь, я тебе задаром могу только анальгин дать. У нас больше нет ничего.
— Как это нет?! — возмутилась хохлушка. — Здесь же «скорая помощь»! Вы что, всем подряд только анальгин даете?
— Тем, что по «скорой», даем, что положено, — парировала медсестра. — А если состояние стабилизировалось, то больные должны сами лекарства покупать. А ты тут права не качай, а то живо вылетишь на ридну Украину, будешь со своего Кучмы лекарства требовать.
— Вот гнида! — разъяренно повернулась к Ольге хохлушка, когда медсестра с достоинством удалилась — Ты прикинь, какие туг порядочки. Зимой снега не выпросишь.
— А что она хочет? — не поняла Ольга.
— Денег, — хохлушка выразительно потерла щепоть. — Мани-мани-мани… А за так тут и не чихнет никто.
— А мне вот это все сделали… — показала Ольга. — И укол…
— Ты пока тяжелой числишься, — объяснила хохлушка. — Ты полежи пару дней, сама увидишь.
День сменялся ночью, сон путался с явью. Кто-то колол ей уколы, кто-то делал перевязку головы, от чего все тело пронзала боль, и в глазах снова темнело…
Ольга смутно помнила сидящего около кровати следователя, который задавал какие-то вопросы….. Но, кажется, не дождался внятных ответов. Она не могла описать сбившую ее машину, в памяти осталось только темное пятно. Зато все силы ушли на то, чтобы не сболтнуть следователю лишнего, не имеющего отношения к наезду. Впрочем, даже если она что-то и ляпнула, он, скорее всего, принял это за горячечный бред…
Ольга не понимала, сколько прошло времени, сколько она провела в полубреду на больничной койке, пока, наконец, однажды утром не проснулась бодрой и свежей. Если бы не рука на отвесе, то она готова была бы сейчас же вскочить и уйти отсюда.
Хохлушки на соседней кровати уже не было. Вместо нее лежала древняя старуха с синяком в полщеки и запекшимся кровью веком.
— Оклемалась, Коренева?
Ольга повернула голову и увидела знакомую медсестру.
— Да, мне уже гораздо лучше, — улыбнулась она. — Вы не скажете, сколько мне еще с этим лежать? — она кивнула на подвешенную на блоках руку.
— А это как доктор скажет, — ответила та. — А я вам сейчас сделаю последний укольчик.
— Почему последний? — удивилась Ольга. — Меня что, выпишут?
— Нет, что вы! — удивилась в свою очередь медсестра. — Такой перелом срастается не меньше месяца, а то и больше… Если, конечно, все кости правильно срастутся и не придется снова ломать.
Ольга поморщилась от одной мысли о предстоящей боли. Анестезия теперь стала понемногу отходить, и рука нестерпимо ныла и чесалась под твердым покрытием гипса. Теперь она уже ждала прихода медсестры со шприцем обезболивающего и готова была ради желанного укола терпеть даже непроходящие шишки и синяки на пятой точке.