Проводник. Когда мертвые молчат
Шрифт:
– Когда-нибудь ты останешься без головы, Ворн, – проворчала Райза, встречая меня на пороге небольшого дома.
Я припарковал мотолет и, сняв с головы плотную сферу шлема, с улыбкой ответил:
– Разница будет небольшой, – криво улыбнулся, – если учесть, сколько людей в моей голове.
Полицейские мотолеты на дух не переносили, как и целители. А все потому, что скорость они развивали больше, чем каролёты, но при этом уцелеть в аварии практически невозможно. Если в каролёте ты защищён магическими щитами, воздушными подушками и страховочными
С комиссаром я созвонился по дороге, примерно предполагал, где они будут, и не прогадал. Это место было обозначено во всех утренних городских сводках. Тройное убийство, никаких следов, оживленный квартал, хороший дом. Все это я припоминал в пути, пока мотолет несся по дороге, обгоняя более медленные каролеты.
– Ты бы хоть защиту надевал, – укоризненно проговорила женщина, – ведь не соберут потом.
Отвечать не стал, не видел смысла.
– Передумал?
– Нет, но отец будет не рад, что ему придется посетить департамент накануне избрания в городской совет.
– Боишься отца? – ехидная улыбка начала проступать на обветренном, морщинистом лице женщины.
– Нет, не хочу, чтобы из-за меня были проблемы у семьи, – я холодно посмотрел на комиссара, – но в следующий раз наплюю на это, и вам придется разбираться с родом Ворн самостоятельно.
Комиссар угрозу проглотила, понимала, что один из старейших и богатейших родов Империи для нее не тот противник. Потягаться может, все же все мы ходим под императорской властью, а полиция его верный союзник. Но и Ферт не настолько крупная шишка, чтобы иметь столько власти.
– Мы идем или так и будем тут топтаться?
Внутри дом не представлял из себя ничего интересного: уютно, мягкая мебель светлых тонов, много безделушек и милых детских поделок, которые так умиляют родителей. Деревянная отделка, светлые обои. Гостиная, три спальни, одна из которых явно гостевая, кабинет, кухня, ванная. Обычный пригородный дом в хорошем районе. Цветы за окном и зеленый газон. Любопытные лица соседей у забора. Два каролета полиции и фургон судебных некромантов черного цвета портили весь образ идеальной жизни.
Тела были в спальнях. Родители и ребенок, словно просто спали, но уже стали заметны первые следы разложения.
– Их обнаружил почтальон, когда на третий день никто не открыл и не забрал письма за два предыдущих дня. Деверь оказалась открыта.
– Как мило с его стороны подергать ручку двери чужого дома, – я огляделся в комнате родителей, обычная спальня, слащаво и нежно.
– Ты не понял, – Рейза стояла рядом и немного нервировала своим присутствием, – язычок замка срезан чем-то острым, либо магией. Дверь оказалась просто прикрыта. Кто-то хотел, чтобы их нашли.
Не дождавшись от меня комментариев, Ферт продолжила:
– Тела без видимых повреждений. Некромант сказал, что смерть внезапная, одновременная, предположительно отказ всех органов. В доме все вещи на месте, следов присутствия вроде бы нет, но мы еще проверяем.
– Хм, странная смерть, но и такое бывает.
– А чтобы некромант не смог призвать душу тоже?
Я обернулся к комиссару, сперва, подумав,
– Может сил не хватило?
– Господин Ольсон работает в отделе судебной некромантии без малого двадцать лет, и каждая призванная им душа исправно являлась. За все время работы в полиции не припомню такого, чтобы никто не пришел.
– Странно.
Я подошел ближе к кровати, где лежали мужчина и симпатичная женщина, еще молодые. Было ли мне их жаль? Не знаю и никогда не знал ответ на этот вопрос. Смерть для меня выглядит иначе, воспринимается по-другому. Для кого-то это безвозвратная потеря, для меня изнурительная обязанность и дар, от которого я бы с легкостью отказался. Смерть для меня ближе, чем мне бы хотелось, и в буквальном смысле тоже. Проводники выгорали и умирали, не дожив до старости. Да даже до сорока лет доживали единицы. Мне тридцать четыре, осталось немного.
Попробовал сосредоточиться и уловить голоса людей передо мной. Постарался нащупать и вычленить нить, идущую от физических оболочек. Проводник с легкостью мог улавливать голоса недавно умерших, даже не используя погружение. Но, как ни странно, не увидел ничего. Гомон голосов в голове стал громче, но ни один не отзывался на мой посыл. Странно. И интересно. Такое со мной впервые.
– Я хочу посмотреть на ребенка.
Уютная детская, забавные картинки на стенах и игрушки. Кровать, заправленная цветастым бельем со зверушками, и маленький мальчик, который словно спит. Наверное, это горе, потерять ребенка. Мне вспомнилась мать и ее взгляд на меня после обретения дара, она словно прощалась каждый раз со мной. Поэтому я рано ушел из дома. Мне никогда не понять этого, своих детей у меня не будет. Да я, наверное, и не хочу. Что-то сегодня во мне слишком много сомнений. Напиться что ли? Да, определенно стоит выпить, и много, и расслабиться с кем-нибудь.
Попытка услышать малыша тоже не увенчалась успехом. Нахмурившись, я снова попытался уловить его голос, но слышал сотни других. Это уже злит. Со мной всегда говорили! Всегда! С первых проявлений дара, я мог легко связаться практически с любым покойником, даже с давним.
– Можно мне стул со спинкой, – попросил у стоявших в дверях полицейских.
– Что ты хочешь сделать? – Рейза вдруг стала говорить неуверенно и как будто нерешительно.
– То, зачем вы меня позвали и так настаивали, хочу поговорить с мальчиком.
Стул оказался на удивление массивным и добротным, никак не вязавшимся с общей обстановкой дома. Но это даже хорошо. Надеюсь, выдержит. Я сел, откинулся на спинку, сжал руками подлокотники.
Проводники не маги, точнее считается, что этот дар возник вследствие вырождения некромантии. Проводники слышат мертвых, могут погрузиться туда, в мир, куда они уходят, или в пограничье с этим миром. Мертвые говорят. Постоянно. Сотни тысяч голосов, громких и тихих, злых, отчаянных, нудных, веселых. Это больно. К этому нельзя привыкнуть.