Проводник
Шрифт:
Эмма кивнула, и ее плечи опустились, но под поверхностью все еще было что-то хрупкое.
— Что случилось в том доме, Финн?
Я глубоко вздохнул и расслабился.
— А что?
— Потому что Кэш… с ним что-то не так. Он действительно не говорил со мной после того, что мы натворили той ночью, но здесь есть что-то большее. Я не чувствовала ее после пожара, но что, если это Мэв?
— Это не Мэв, — сказал я.
Эмма широко
— Ты уверен?
Я сжал руку Эммы и закрыл глаза. Моя сетчатка загорелась при воспоминании о душе, вытянутой из девушки, которую я люблю. Следя за тем, как Мэв закрадывается под ее кожу, словно это была шуба. Я распахнул глаза и улыбнулся так сильно, как только мог.
— Я уверен. Она никогда не вернется.
— Это отлично, но Кэш… — Эмма покачала головой. Мы должны помочь ему.
— Поможем. Мы исправим это, независимо от того, что это.
— Обещаешь?
Я кивнул и пополз вверх по ее телу, мягко прижимая ее к матрасу.
— Обещаю.
Пружины матраса скрипели под весом наших тел. Одеяла переместились и съехали. Я улыбнулся против щеки Эммы, задаваясь вопросом, как что-то настолько малое могло сделать меня настолько счастливым.
— У нас еще много забот, — сказала она, соединяя руки у меня на спине, чтобы притянуть меня ближе. — Например, где ты будешь жить?
Я кивнул, вдыхая ее аромат.
— Знаю. — Тепло моего дыхания заставило ее вздрогнуть, нежное легкое колебание высокой температуры прокладывало себе путь вниз по ее позвоночнику, затем обратно вверх через мой, как будто мы были единым целым, а не двумя отдельными личностями. Я провел кончиком пальца по ее ноге, начиная от колена, потом выше и выше, пока мои пальцы не сдались и не сжались на ее бедре. Эмма накрыла мою руку своей, ее глаза горели синим, как жарким пламенем.
Я хотел поцеловать ее. Черт, я хотел сделать намного больше, чем поцеловать ее. Но я не сделал. Вместо этого я убрал прядь волос с ее глаз и провел пальцами рядом со швами на ее шее. Гнев жег мои внутренности как кислота, зная, что, несмотря на все остальное, Мэв навсегда отметилась на Эмме.
— Ты знаешь, что не обязан быть со мной, верно? — спросила она мягко, ее глаза уставились на мое горло вместо лица. Ее ресницы задевали нежное пятно под моим подбородком каждый раз, когда она моргала.
Я поднял ее подбородок, так чтобы она посмотрела на меня.
— О чем ты говоришь?
— Не хочу, чтобы ты думал, что должен мне, или, что ты обязан быть со мной. Теперь у
— Эмма… — Я сглотнул эмоции, перекрывшие мое горло… ценность двадцати семи лет внезапно нахлынула на меня. — Я восстал из мертвых ради тебя. — Ее глаза с трепетом закрылись, и я поцеловал ее в веки. Они чувствовались атласом на моих губах. — Если это не докажет, насколько я люблю тебя, то тогда ничто не докажет.
Она вздохнула, и ее руки сжали мою талию.
— Я тоже тебя люблю.
Я поцеловал ее. Я хотел быть мягким, сдержанным и почтительный, но как только ее вкус оказался на моем языке, не было никакого пути назад. Возможно, если бы я только закончил глупый завтрак, возможно если бы я позволил ей прийти ко мне вместо того, чтобы накрыть ее своим телом, то я, возможно, смог бы удержаться. Но не теперь. Не тогда, когда я был в теле, которое было моим, с девушкой, которую я хотел больше следующего вздоха. Я провел ладонями по ее толстовке, по ребрам, по спине. Я сглотнул хныканье из ее горла. Я целовал ее, до тех пор, пока не был уверен, что воздух перестанет поступать, если я не отпущу ее.
Я затаил дыхание, когда Эмма, наконец, прервала поцелуй. Она засмеялась и провела пальцами по моим волосам.
— Что?
— Я просто подумала о кое-чем. — Она пошевелилась, чтобы отсесть.
Я держал руки на ее талии, задаваясь вопросом, выглядел ли я столь же смущенным, как я себя чувствовал.
— Ты сказал, что не закончил школу, — сказала она, улыбаясь.
— И?
— И, теперь ты можешь ее закончить. Ты можешь пойти в школу со мной.
Света в глазах Эммы было слишком много, блестящего от возможностей и счастья. Я не сказал, что думал… что я скорее буду пожинать души, чем вернусь в среднюю школу. Вместо этого я застонал и спрятал лицо в животе Эммы.
— В школу? Ты серьезно?
Эмма засмеялась и почесала затылок.
— Ради меня?
Я усмехнулся и поднял подол ее рубашки, таким образом, я мог положить ухо на ее сердце. Я стал слушать его биение, пока мое дыхание не стало соответствовать его успокаивающему ритму. Я знал в своем сердце, в ямке своей души, что я умру за этот звук. Я умер бы за эту девушку. Я посмотрел на Эмму, и она приподняла бровь, глядя на меня.
— Ради тебя? — спросил я, проводя своими губами по ее. — Ради тебя я сделаю все что угодно.