Провокационная терапия
Шрифт:
На следующий понедельник супругов увидели идущих рядышком. Стало известно, что за 4 дня она превысила количество оргазмов по сравнению с 14 годами. Этот случай со всей очевидностью доказывает, что «посредничество» терапевта иногда вносит неоценимый вклад в отношения супругов. К сожалению, специальных исследований в этой области еще нет, во в будущем они неизменно будут проводится. (№ 71)
30 В.: Сколько в среднем сеансов вы проводите в ходе лечения больного? 30 О.: Примерно от 2 до 100, большей частью 20 — 25 сеансов. 31В.: Вы бы назвали садизмом то, что вы делаете?
310.: Нет, не думаю. Я не хочу, чтобы меня неправильно поняли, но позвольте ответить
Твердо установлено, что практически есть два пути вызвать значительное улучшение состояния больного: наказанием и поощрением. За время моей практики я пришел к выводу, что у подавляющего количества рецидивов и неизлеченности причина не в утрате эмоциональной или нереализованной психологической потребности, а в том, что я назвал бы «ложной добротой». Например, первый раз ребенок порезался, он неизменно будет обласкан родителями и окружен заботой. И если так будет продолжаться, даже самый тупой ребенок возьмет верх над взрослыми. Он заставит их бегать вокруг себя и вынудит превратиться в совет по опеке с просьбой каких-нибудь подарков, иначе он якобы порежет или изувечит себя. Таким же образом клиент стремится взять врача под свой контроль, изобретая новые и новые симптомы.
Ирония в том, что явно кажущееся жестоким впоследствии оборачивается добром, а то, что видится добротой по отношению к клиентам, в конце концов приводит к ущербу для их здоровья и антилечебным последствия. Позвольте привести пример (№ 72) и разъяснить, какой смысл я вкладываю в термины «кратковременная жестокость и долговременная доброта». Я амбулаторно наблюдал молодую (около 19 лет) пациентку. Однажды около полуночи, когда шел сильный снег, она позвонила мне чтобы известить, что порезала себя в очередной раз. Первым побуждением было броситься к ней, однако я позвонил своему другу, психиатру по специальности и рассказал ему об этом случае. Несмотря на его протесты, выпитые несколько рюмок мартини, на то, что он намеревался отправится спать, я заявил: «Прекрасно. Значит, руки будут дрожать, когда будешь зашивать ее». А в ответ на то, что у него нет при себе новокаина, я также обнадежил его: «Это даже лучше. А когда будешь у нее, сдери с нее 35-40 долларов за беспокойство в поздний час». Короче говоря, ей пришлось вынести операцию без новокаина, когда руки врача были нетвердыми, да еще заплатить штраф. Результат: она никогда больше не травмировала себя и не совершала какого-либо насилия над собой. Вопрос: это— «жестокость и садизм» или долговременная доброта? Думаю, что последнее.
Когда-то эта пациентка хвасталась передо мной, что не чувствует боли при порезах. И даже рассказала, что сама зашивала шелковой ниткой-зубочисткой. Рана начала гноиться, тогда она взяла ножницы, отрезала шелковую нить, протерла порез лосьоном и с помощью зубной щетки снова зашила! В ту ночь я был счастлив видеть, что она чувствовала боль, пока накладывались швы. Я позволил ей держаться за мою руку, которую она чуть не сломала. Я был рад видеть слезы в ее глазах и думал все время: «Надеюсь, ты пострадаешь от боли и подумаешь десять раз, прежде, чем сделать подобное, сестричка!» Это что, «садистские» мысли по отношению к клиенту?
На следующем сеансе, когда я рассказывал ей о своих чувствах, она рассмеялась и, наконец, призналась: "Когда я резалась в больнице, все неизменно суетились вокруг: "О, бедняжка! «, но я никогда не резалась больно. Порежу только кожу да немножко под кожей, но никогда не доходила до мышцы». Эта пациентка и еще несколько других явились моими первыми учителями, после чего и появилась «кратковременная жестокость и долговременная доброта».
Таким образом, я пытаюсь подчеркнуть, что необходимо провести четкую грань между кратковременной «жестокостью» и долговременной добротой с одной стороны, и с другой — кратковременной «добротой», которая приводит к долговременному ухудшению здоровья пациента.
В «работе с людьми» есть свое удовольствие и хорошие стороны, которые превышают все негативное. В термин «работа с людьми» я вкладываю смысл исправления поведения детей и родителей, помощь стажерам, сеансы с больными и беседы с персоналом. Свободный от чувства вины, радостный «садизм» весьма полезен в оказании социально-психологической помощи детям, стажерам и пациентам. Я не говорю уже о том, что любовь и положительные ощущения очень важны в работе с людьми. Вместе с тем наказание и отрицательные чувства также необходимы в построении новой формы поведения больного, очень необходимы.
Давайте взглянем на это под другим углом. Поставьте себя, если можете хотя бы на минуту, на место маленького ребенка и посмотрите на родителей его глазами. Я имею в виду, заботливых и любящих родителей. Возможно вы, ребенок, начинаете сердиться и с ликованием топаете ногами, бросаетесь книгами, громко заявляете о своих правах на получение бутерброда с арахисовым маслом. И вдруг встречаете массивный отпор от высоченной, как из страны Великанов, женщины, называемой Мать, которая набрасывается на вас, громко и вкрадчиво что-то воркует совсем непонятное и ненужное, сбивает вас с толку уговорами и помимо вашей воли уносит вас в какое-то зарешеченное место. И вы остаетесь один в изоляции, как в тюрьме, и это место называется «кроватка».
Попробуй вы освободиться из тюрьмы, всевидящий гигант ворвется и учинит насилие, даже физическое наказание, окрестя это наказание подходящим эвфемизмом «трепка» (взбучка). А если вас даже выпустят из тюрьмы, попробуйте нарушить еще какой-нибудь городской закон, с вами проделают не только все вышеописанное, но еще пригрозят голодом. Моего четырехлетнего сына Тимоти без стеснения отправляли спать без ужина только за то, что он был шумным. Как только он неохотно входил в свою комнату, тут же получал толчок в спину от своей мамочки. В ответ он протестовал обиженным голосом со слезами на глазах: «Знаешь ли, так ты можешь заморить малышей голодом до смерти, не давая им есть».
Суммируем сказанное: Социализация детей в любой культуре происходит посредством любви и нежности, но наряду с этим не избежать также массивного сопротивления, насилия, физического наказания, лишения пищи, изоляции и иных приемов «тренировки собак». Теперь мы обладаем знанием и умением помочь многим считавшимся «безнадежными» пациентам. Именно неверие людей в «садизм» и «антигуманизм» чаще всего нам мешает «достать» больного, пробиться сквозь его шизофреническую «стеклянную стену».
32 В.: Почему при работе с клиентами вы уделяете основное внимание терапии настоящего момента?
32 0.: Потому что реальность такова, настоящий момент — это то, с чем мы имеем дело. Клиенты не пытаются разрешить прошлые конфликтные ситуации, такие как Эдипов комплекс. Его проблемы — проблемы настоящего дня, застряли у него в голове. И я целиком и полностью согласен с Эллисом, что именно разговоры, беседы о настоящем моменте жизни больного принесут ему решение проблем, если, конечно, удастся вовлечь его в это обсуждение.
Врач провокационной терапии старается использовать прошлое клиента для того, чтобы показать, каким образом оно повлияло на его восприятие и поведение, либо просто продемонстрировать протяженность во времени разрушения его сознания (то есть, как долго он терял разум). Будущее можно использовать для показа клиенту картин его будущей жизни. Основанные на его представлениях темы могут быть нереально правдоподобными с намерением вызвать его «ух-ты» реакцию, а затем противопоставить будущему его нынешние идиотские идеи и поступки. Пример (№ 73):