Провокатор
Шрифт:
Ленин отвернулся — еще бы, такие бабки мимо, я же сразу обозначил, что финансировать узкопартийную газету не буду. Денег Струве и Туган-Барановского надолго не хватит, а субсидия Саввы Морозова трудами Красина и Андреевой ушла к нам, отчего к предсказанным редакционным склокам в “Искре” добавилась и финансовая проблема. И это не говоря о том, что первый номер благополучно потеряли из-за хреновой логистики, так что я потихоньку клевал ему мозг на предмет присоединится к нашему проекту, названному без затей “Правдой”. Участвовать в нем согласился весь цвет русского социализма — Чернов, Кускова, Пешехонов, даже Роза Люксембург и сам Петр Алексеевич Кропоткин,
— Мне кажется, вы слишком концентрируетесь на создании партии, упуская создание широкого движения… — я про себя чертыхнулся, проклятая кружковщина так и лезет наружу, все смотрят в рот лидеру, а кто не все, того размежуем. — Ну сколько сейчас марксистов в России, настоящих, не тех, кто сегодня ради моды, а завтра там, куда ветер дунет? Ну тысяча, ну пусть даже десять тысяч. Капля в море, все друг друга знают, одного заагентурил — и конец, вся организация под колпаком. А завербовать кого-нибудь из молодых много умения не нужно, увлекся девицей — нужны деньги на подарки — добрый дядя помог — и оказался полицейским. И все, на крючке.
— При соблюдении правил конспирации это несущественно, — отрезал Ильич
— Полиция тоже соблюдает правила конспирации и, поверьте, понимает в этом лучше иных подпольщиков, опять же, сил и опыта у нее несравнимо больше, — я вспомнил историю с моим псевдонимом и мне захотелось отвесить будущему вождю мирового пролетариата хорошего леща. — Кстати, кто кроме вас знает мою кличку?
— Надя, сестры, Глеб ну… — Ульянов наморщил лоб. — Ну и редакция. А в чем дело?
— После нашей встречи в московских кружках несколько раз всплывал вопрос “Кто такой Дриба?”, причем в одном случае его задавал заведомый полицейский провокатор.
Лицо Ленина в буквальном смысле вытянулось.
— Не думаете же вы…
— Не думаю, — отрезал уже я. — Но обязан учитывать любые варианты, как то: агента рядом с вами, несоблюдение правил, лишнюю болтовню и так далее. Но факт налицо, мои “практики” меня как Дрибу не знают…
— Возвращаясь к партии, — псевдо-Геринг предпочел сменить тему. — Я все больше утверждаюсь в мысли, что сам пролетариат выработать революционное сознание не может, исключительно своими силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское. — Ленин прислонился к скальному выступу у тропинки, где, кроме нас, гулял лишь холодный ветерок с озера. — Появление революционного сознания невозможно без помощи извне, со стороны революционной буржуазной интеллигенции, людей с образованием, к которым принадлежали Маркс и Энгельс, почти все нынешние лидеры социал-демократии в Европе, да и мы с вами.
— Полностью согласен.
— Поэтому-то я и считаю, что нам необходима устойчивая и хранящая преемственность организация руководителей. И чем более мы сузим состав, в идеале только до профессиональных революционеров, тем труднее будет „выловить” такую организацию.
Мысли у Старика бродят те же самые, что через полгода лягут в основу работы с чернышевским названием “Что делать?” — вождизм, профессиональные революционеры, узкая партия… Впрочем, с чего бы им быть другими, если пока никаких существенных изменений вокруг Ленина не случилось? Нет, надо давить паровозы, пока они чайники, изживать узость
— Возражу, в узкой организации достаточно одного “слабого звена”, что, кстати, очень хорошо показывает история с моей кличкой. Чего не хватает рабочим, так это не руководителей, которых они будут считать “барами” в силу происхождения, а спайки и знаний, из которых вырастет самосознание класса. Вот, к примеру, задайте ключевой вопрос экономической теории любому рабочему в России, что он продает — свой труд или рабочую силу, многие ли смогут ответить? И потом, “узкая организация” немедленно погрязнет в склоках по вопросам теории, полагаю, вы вполне в этом убедились в разговорах с Плехановым.
Ильич саркастически хмыкнул.
— Да уж, Жорж в этом смысле тяжелый человек.
— Ну так он не один такой. И что мы получим в итоге, после всех размежеваний? Одного вождя и неспособную без него к теоретической работе организацию. Убери его — и все дело посыпется.
— И что же предлагаете вы?
Да, это хорошо, что вы такой зеленый и плоский… вернее, хорошо, что в мое время “Что делать?” считалась основополагающим ленинским текстом, обязательным к изучению, и что я перед отъездом из Москвы еще раз его прочел — ну да, читерство, это как знать наперед все ходы соперника.
— Работа должна вестись на трех уровнях. Экономическая борьба необходима для формирования классовой солидарности, взаимовыручки, навыка самоорганизации. Громадный плюс здесь в том, что в ней может участвовать любой рабочий, понимает он или нет разницу между трудом и рабочей силой, за Маркса он, за Прудона или за Лаврова. — я посмотрел на горы, за которые понемногу опускалось солнце. — Пожалуй, пора вниз, скоро сумерки, нас тут может здорово просквозить.
Мы двинулись под горку, продолжая разговор.
— Дальше, за “экономистами” — “практики”. Они снабжают рабочих литературой, ставят типографии, перевозят газету, проводят собрания, содержат явки и самое главное — могут всему этому научить, здесь, в прямой борьбе с самодержавием, формируется классовое самосознание. И, наконец, теоретическое ядро, в котором обязательно должны быть допустимы споры, конкуренция идей.
— Это ослабит организацию, она должна быть идейно монолитной.
— Идейно монолитная организация неминуемо придет к догматизму, когда любые искания будут оспариваться не с точки зрения научной и революционной ценности, а с точки зрения верности генеральной линии, — попытался я донести краткую историю партии большевиков с неизбежной сусловщиной в оконцовке. — Ядро ищет точки приложения сил, формулирует задачи в доступной форме, практики доводят до масс, массы осуществляют. Чем шире основание у этой пирамиды — тем устойчивей система, но сейчас у нас все с ног на голову: рабочих в движении раз-два и обчелся, зато интеллигентских теоретических споров хоть отбавляй.
Ленин надулся как мышь на крупу. Ну да, любимую игрушку отбирают, “партию профессиональных революционеров” с вождем во главе. Хорошо еще, что ему тридцать лет, а мне уже за полтинник перевалило, а то еще сожрал бы меня с потрохами… Воспримет он эти мысли или нет не знаю, но вот попробовать продавить такие мысли я считал себя обязанным, а пока в разговорах мы добрели до деревни и отправились назад, в Женеву.
Главы 22
Лето 1901