Проза. Статьи. Письма
Шрифт:
Начштаба, посланный ранее командиром полка, сообщает по телефону:
— Говорю от камня…
— Сотая и Девяностая имеют успех!
— Теперь пойдет. Теперь саперам хлеб. Подрывай да подрывай.
Майор Никифорову:
— Передайте приказ закрепиться в траншеях…
Тут один замначполитотдела, присутствовавший здесь (вообще большой дурак и щеголь), начал составлять текст обращения для передачи по радио нашим, занявшим известные рубежи и пункты. Я ему помогал…
— Из дота «ноль-ноль-пять» вышла группа финнов до взвода.
— Бросают друг в друга гранаты, не разобрать, кто где. — (Наши и те в белом.)
— Передайте, что финны в комбинезонах. Бить — передайте — тех, что в штанах. А в балахонах наши!
«Но наши артиллеристы тоже в «штанах», правда, там артиллеристов сейчас не могло быть.)
— Тщательно проверяйте траншеи. Со штыком и двумя гранатами наготове… Дави!
— Одного пленного захватить и доставить.
— Протасенко передает: саперы продвигаются по траншее…
— Кирпичников, вперед! Отрезать группу (финнов) от дота.
С КП дивизии:
— Ликвидировать дот (подорвать) и доложить…
— Команда дота обратно скрылась.
Гробовой (командир саперного батальона):
— Тол есть, везти не на чем.
— Второй батальон лежит в траншеях и не двигается. У дота во весь рост рота Комлюка…
Комиссар:
— Пехотушка пускай обтекает. Вот-вот…
— Обратить внимание на вторую роту. — (Она уже два дня на снегу.)
— Всех подкормить, дать водки… Все заработали…
Вносит адъютант сундучок. Раскладывает закуску, достает водку. Начинаются шутки…
Раздается очень близко сильный разрыв тяжелого…
Комиссар и майор продолжают закусывать. Я не пойму, действительно ли им не страшно или только они держатся так.
— Товарищ Никифоров, двинуть бы связь к доту…
— Ведется, уже ведется.
— Финна поймал, веду. Ранен. В плечо.
Ранены из командиров: начальник блокгруппы, командир танковой роты, инструктор политотдела Виник. Мой Виник. (Оказывал помощь раненому в 1-м батальоне.)
* * *
4 часа. Затишье. Перекуска идет нормально. Никифоров, оказывается, читал мои стихи (заговорил, когда комиссар назвал меня по фамилии).
2-й батальон. Подошли вплотную к роще «Молоток».
Входит в землянку заместитель начальника штаба корпуса по тылам. Расспрашивает, как с ранеными, с доставкой боеприпасов. Проверяет вежливо и корректно ход операции. Ставит очень конкретные вопросы, следя по карте. Неуловимая улыбка при таких выражениях, как: «Подбираемся к самому»… Командир и комиссар вдруг начинают запинаться, и, видимо, им неловко за свою, может быть, преждевременную закуску…
Лейтенант Афонин пишет в донесении: «Дот подрывать не следует, так как тут очень хорошо, можно чай пить». (Намерзся, бедняга, в своих импровизированных землянках.)
«Пленный» — утка. Просто схватили своего парня, сбросившего шинель и действовавшего в свитере. Ранили,
Сигнал «воздух».
Разрыв.
Входит начальник приданного артдивизиона (красивый, отпускающий усики, как многие на войне): «Троих» — показал три пальца.
— Где? — тихо спрашивает комиссар.
— Здесь, — показал в сторону наблюдательного пункта. (Пункт подкинуло. В числе раненых редактор дивизионной газеты.)
— Третья рота (оказывается) траншеи не взяла…
Связной 1-й роты:
— Мало наших осталось.
— Из «ноль-ноль-два» забрасывают гранатами.
— Крепко ранили?
— Нет, бревном…
При взрыве первый раз отказал бикфордов шнур.
— Пропал запал…
— Третья рота заняла траншею…
— Пехота третьей роты уже за траншеей.
— Первая рота засела и не двигается…
Доктор Рабинович, побывавший у дота:
— У вас много «связистов». Наткнешься там на лежачего: «Почему лежите?» — «Мы связисты». Кругом «связисты»…
— Огонь минометный.
Снег в нашем овражке черен от разрывов. Снаряды и даже мины перелетают через нас — блиндаж в откосе.
Когда свечерело, я решил убираться. Наши уже стали закрепляться на ночь. Никифоров указал мне, где перебегать, где идти спокойнее. Я, кажется, чаще перебегал.
Вечером в опустевшем политотделе выпил спецпай-ковые сто граммов, поел горячего и заснул на нарах, в последнюю минуту чувствуя только с невыразимым удовольствием, что над землянкой много накатов и что сюда вообще снаряды не долетали.
Из записей о подвиге Трусова. — Задача была выполнена отлично (бомбежка живой силы противника в районе укреплений). Зенитки открыли огонь. В левом моторе мазаевского «СБ» — пробоина. Оба мотора заклинились. Правый мотор загорелся. Мазаев прекрасно посадил горящую машину на маленьком озерке (на лед, покрытый глубоким снегом). Скучно стало, когда противник начал бить из пулеметов и пушчонки. Климов, штурман, старший по возрасту и бывший пехотинец, скомандовал ложиться. Стрелок-радист Пономарев как выскочил из машины, бросился к командиру, думая, что тот ранен. Видят, планирует «СБ» (Трусова). Лобаев тоже хотел было, но Локотанов, командир эскадрильи, покачал плоскостями: не надо, хватит одного.
Мазаев:
— Это был второй вылет в тот день. Я летел левым ведомым. Видимость была плохая. Как только открыли по нас огонь зенитки, слышу удар под сиденьем, вся машина содрогнулась. Мотор поврежден, вытекла вода. А мотор без воды, как известно, ни туды и ни сюды.
Радист передает: горит правая плоскость. Вижу сверху справа огонь, красное пламя, — прогорело снизу. Озеро… Додал левому… Сели.
Истребители наши устроили над озером целую карусель. Штук одиннадцать, кружат, ведя непрерывный огонь по опушке, откуда к нам стремились финны. Трусов сел, недоруливая метров сто от нашей машины (горящей).