Прожитые и непрожитые годы
Шрифт:
Редактор стоял у сейфа, то ли собирался открыть, то ли закрыть его. Сейф был того же цвета, что и кожаная
– Видел? Он все-таки не отпустил меня, – сказал редактор, – я так и знал…
– Кто?
– Степанян, кто еще? Все тянул и тянул… Ты забыл, куда я собирался? – В его руках была записная книжка, он ее заботливо положил в дальний угол сейфа, прикрыл сверху бумагами и запер. – Кто знает, когда теперь пригодится… В отпуск не собираешься? Хочешь, оформлю?
– Выпил я вчера вечером…
– Того самого коньяку?
– Какого? Да, именно. Голова раскалывается.
– Коньяк
Левон вышел.
Он вышел и снова зашагал сквозь свое одиночество, схожее с узкой ковровой дорожкой, что ведет в большой длинный коридор, но короче, чем лесная тропинка; стены были высокие, но ниже, чем деревья в лесу, вымаливающие у неба света. В коридоре есть потолок, там горят электрические лампочки, их можно зажечь, погасить, сменить на тысячесвечовые. У коридора свои законы, у тропинки – свои.
Левон Шагинян шел по коридору к своему письменному столу, а лесная тропа жила своими законами, жила в его душе, в прожитых и непрожитых его годах.