Прожорливое время

Хартли Эндрю Джеймс

— Вне всякого сомнения. Все же…

— Что?

Сунув руку во внутренний карман, Томас достал два конверта из плотной бумаги.

— Вот, получил сегодня два письма с отказом. Из «Шекспировского обозрения» и «Литературного вестника».

Похоже, это признание застало Джулию врасплох.

— Вы по-прежнему пишете статьи в научные журналы?

— В этом-то, похоже, вся загвоздка.

— Не понимаю.

— Я не мог взять в толк, почему Чад покупал вам флеш-карты, — заявил Найт, положив письма на колени.

— Извините, — произнесла Джулия, и ее недоумение показалось

Томасу достаточно искренним. — О чем это вы?

— В Стратфорде вы послали Чада купить вам флеш-карту, не дав ему ответить на вопросы об одежде лакеев. Он, ваш преданный слуга, поспешил выполнить просьбу. Я его тогда встретил и с тех самых пор гадал, зачем вам понадобилась флеш-карта. Единственным компьютером, который я видел за все то время, был ноутбук Рэндолла Дагенхарта.

— Так что с того?

— Миссис Ковингтон рассказала, что старик повсюду его оставлял. Она никак не могла решить, что это, бесконечная доверчивость или потеря связи со временем.

— И?..

— Наверное, то и другое. Так или иначе, но после смерти Дагенхарта я попросил полицию забрать его ноутбук. Если честно, я надеялся, что на нем будет какая-нибудь информация, которая поможет составить цельную картину случившегося, соединить все точки, однако ничего такого там не оказалось. Зато, разумеется, обнаружилась самая последняя работа Дагенхарта.

— И?.. — Джулия застыла неподвижно, ее голос прозвучал едва слышно.

— Я уговорил следователей разрешить мне поставить один опыт, нашел черновик статьи о «Бесплодных усилиях любви», написанный Дагенхартом, заменил его фамилию на свою и разослал письма всем ведущим литературным журналам. Сегодня утром я получил отказы, о которых уже упоминал.

— Я очень сожалею, что статья не понравилась, — сказала Джулия, глаза и голос которой стали пустыми.

— Дело не в том, что статья не понравилась, — объяснил Томас. — Просто журналы уже получили ее от другого человека.

Тут Джулия шумно выдохнула, словно уже давно не дышала, затем откинулась на спинку кресла и полностью расслабилась. Она отвела взгляд, а когда снова посмотрела на Томаса, то уже улыбалась.

— Я знала, что от вас будут одни неприятности, — сказала Макбрайд. — Все стало только хуже, когда вы устыдились своего влечения ко мне.

Томас усмехнулся и заявил, поднимаясь с кресла:

— Джулия, за плагиат полиция вас преследовать не станет. Скорее всего, вам нечего опасаться обвинений в соучастии в убийстве. Но, боюсь, с вашей научной карьерой покончено.

— Это мы еще посмотрим, — пробормотала Джулия.

Эти слова должны были стать вызовом, однако прозвучали неуверенно.

Шагнув к двери, Томас остановился, обернулся и произнес:

— Хочу спросить, зачем вы пошли на все это? Я знаю вас как уважаемого специалиста, который в прошлом не гонялся за чужими работами. Что же изменилось?

Какое-то мгновение Джулия просто смотрела на него, словно раздумывая, не бросить ли ему новый вызов, затем пожала плечами и ответила:

— Научное сообщество не интересует то, что ты опубликовал пять лет назад. Тут главное то, над чем ты работаешь прямо сейчас. Можете смеяться сколько хотите, но женщинам в отличие от мужчин

не удается почивать на лаврах. Год-два профессионального молчания — и ты выпадаешь из обоймы. Раньше все было просто. Я просыпалась утром, и у меня в голове уже была наполовину написанная статья или план книги. Но все идеи и методы, в которых я поднаторела, сейчас безнадежно устарели. Поспевать за тем, что считается в шекспироведении новым, свежим, с каждым годом становится все труднее. Чад — не более чем середнячок, но он уже выполняет ту работу, которую должна делать я. Анджела переплюнула меня, еще когда выбирала тему для диссертации. Я больше знаю, превосхожу их в стабильности, профессионализме, но что касается ума… быть может, по мне это не скажешь, но я старею.

— Как и все мы, — согласился Томас. — Прожорливое время…

— Утверждение в духе истинного гуманизма, — усмехнулась Джулия. — А теперь, если не возражаешь, мне нужно написать прошение об отставке.

3. Два месяца спустя

Вестминстерское аббатство оказалось более темным и сырым, чем запомнилось Томасу, однако в Лондоне уже царствовала осень, и солнце садилось рано. Охранники в зеленых мундирах предупреждали туристов, что собор вскоре будет закрыт для всех тех, кто не принимает участие в вечернем богослужении.

Куми скользила следом за Найтом, вцепившись ему в руку, изредка останавливаясь, чтобы высказаться по поводу какого-нибудь памятника или гробницы, но в основном сохраняя молчание, впитывая дух места. Они задержались перед большим венком на могиле неизвестного солдата, и Томас подумал о Бене Уильямсе.

…ведь зло переживает Людей, добро же погребают с ними.

Они прошли в капеллу, где были похоронены Елизавета, Мария и Яков, затем мимо трона Эдуарда I, гробниц Генриха V и Ричарда II и оказались в Уголке поэтов. Рон Хейзелхерст ждал их под памятной доской Шарля де Сен-Дени, маркиза Сент-Эвремона.

Он улыбнулся, и они пожали друг другу руки. Некоторое время все говорили о насущных планах, о том, как долго гости собираются пробыть в Лондоне, о намерении Томаса проводить Куми на холм Белой Лошади.

— На четыре дня программа просто непомерно обширная, — заметила Куми. — Но Том твердо стоит на своем. Он должен показать мне все.

Ничего не сказав, Найт лишь улыбнулся и пожал плечами, однако в душе он понимал, что ему необходимо поделиться с Куми всем, иначе это станет каким-то не совсем реальным.

— Ну а вы как? — без предисловий спросил служитель у Куми, и его лицо стало серьезным, сосредоточенным. — Если вопрос чересчур личный, не отвечайте, но у меня такое ощущение, будто я уже давно вас знаю, и мне это очень важно.

Куми опешила от неожиданности, но ничуть не обиделась. Томас поспешно отвел взгляд.

— Операция прошла хорошо, — сказана Куми. — Я только что закончила курс облучения. Хочется надеяться, что удастся обойтись без химиотерапии. Ну а затем… будем ждать. Предстоит еще много обследований, но пока что все хорошо, хотя я и устала.