Прожорливое время

Хартли Эндрю Джеймс

— Верно, — согласилась женщина и пристально посмотрела на Томаса, словно завершая его тестирование. — Меня зовут Джулия Макбрайд. Джули для своих друзей или того, что подразумевается под этим в научном мире.

— Томас Найт, — представился он, пожимая ей руку.

— Рада с вами познакомиться, Томас, — сказала Джулия, приветственно поднимая стакан из нержавеющей стали с коктейлем кремового цвета. — Напрасно я насмехаюсь над Рэндоллом. В конце концов, ему многое пришлось пережить.

— Я ничего не знал…

—

Обычные дела. Неудачный брак, точнее, расстроившийся. Вот Рэндолл, к сожалению, и стал кобелем. На какое-то время.

— А потом?

— Точно не могу сказать. Его жена заболела. Что-то серьезное. Кажется, инфаркт. Рэндоллу пришлось за ней ухаживать, а она, судя по всему, вряд ли была склонна к благодарности. В общем… Завтра он выступает на заседании, посвященном ранним комедиям, — заметила Джулия. — Вы придете?

Томас пожал плечами. Так далеко вперед он еще не загадывал.

— Считается, что его доклад станет лишь рекламой семинара, который Рэндолл на следующей неделе проведет в Стратфордском институте, — сказала Джулия. — Там состоится, если так можно выразиться, мини-конференция по творчеству Шекспира, поскольку собственно МШК назначена на следующий год, так что правила будут другими.

— МШК?..

— Прошу прощения. Международная шекспировская конференция. Собирается раз в два года. Участие только по приглашению. По слухам, если кто-то дважды пропустит ее без чертовски уважительной причины, его вычеркивают из списка. Но тут будет совсем другое. Масштабы меньше. Работа не столь интенсивная. Только представьте себе, допускают даже аспирантов. Завербовали всех критиков старой школы. Я сама использую конференцию как предлог съездить в Великобританию и сходить в театр, но на заседаниях, вероятно, буду появляться редко. Не мой уровень. Нам там хотя бы не придется иметь дело с оксфордианцами.

— С кем?

— С безумцами, утверждающими, что пьесы написал граф Оксфордский, а Шекспир — по причинам, не поддающимся человеческому рассудку, — взял себе деньги и славу. Разумеется, чушь собачья. Эти психи боятся Стратфорда, как черт ладана. — Повернувшись к бармену, Джулия подняла стакан. — Повторите, пожалуйста.

— Что вы пьете?

— Это называется «шоколадный поцелуй», — игриво улыбнулась она. — Вы уже жалеете о том, что спросили, ведь так? Если хотите, можете попробовать.

Томас поймал себя на том, что заливается краской.

— Все в порядке. Что вам известно о «Плодотворных усилиях любви»?

Похоже, его вопрос застал Джулию врасплох, но, возможно, она просто резко сменила тему.

— Да почти ничего. До нас эта пьеса не дошла.

— Но она существовала?

— Возможно. Подробностей я не помню. А что?

— Если бы пьеса обнаружилась, была найдена хотя бы копия оригинала… поднялся бы большой шум, верно?

Выражение лица

Джулии изменилось. На этот раз недоумение казалось Найту куда более глубоким, но теперь к нему примешивалось кое-что еще, что-то вроде тревоги или осторожности.

— Я не чудик, — поспешил заверить ее Томас. — Мне просто любопытно.

— Странная тема для любопытства, — заметила Джулия, к которой вернулась прежняя игривость. — Но вы правы. Полагаю, шум действительно поднялся бы знатный. А что?

— Как я уже сказал, мне просто любопытно.

Бармен принес коктейль, и Джулия отпила глоток. Томас уловил аромат шоколада. Взгляд женщины был устремлен поверх его плеча. Проследив за ним, Найт увидел высокого деловитого молодого парня, нерешительно застывшего в дверях.

— Вы его знаете? — спросил Томас.

— Мой аспирант. Позвольте вас познакомить.

— Право, мне пора идти, — сказал Найт, вставая.

— Хотя бы допейте свое пиво. — Джулия улыбнулась.

— Не буду с этим спорить.

Сев на место, он отхлебнул глоток «Хонкерса». Когда Томас поставил кружку на стойку, парень уже стоял рядом. Только сейчас Найт разглядел, что на самом деле тому лет двадцать пять. Он уже начал лысеть и носил козлиную бородку, какие любят только аспиранты и игроки в бейсбол.

— Томас, это Чад Эверетт, — сказала Джулия. — Он пишет у меня докторскую.

Кивнув, Томас пожал парню руку. Взгляд Чада был настороженный, опасливый.

— Вы тоже аспирант? — спросил он.

— Пытаюсь наверстать упущенное, — сказал Найт. — Минуло уже десять лет, а передо мной по-прежнему чистый лист.

Джулия рассмеялась, но Чад — нет. Он продолжал стоять.

— Не хотите присоединиться к нам? — предложил Томас. — Я уже ухожу…

— Нет, — резко ответил Чад. — Мне нужно подготовиться к докладу.

— Чад выступает завтра, — объяснила Джулия. — Для него это первая конференция.

Чад быстро оглянулся на нее, обиженный, словно она сказала, что он мочится в кровать.

— Мне нужно проверить кое-что из того, о чем говорили сегодня, — сказал аспирант, старательно не глядя на Томаса.

— Ладно, Чад, — с напускной строгостью произнесла Джулия. — Пододвигай стул. Я правильно полагаю, что текст доклада у тебя с собой?

— Ну… если честно, да, — угрюмо подтвердил тот, раскрывая сумку древнего вида.

— Как это кстати, — заметила Джулия. — Томас, сожалею, но мы сейчас будем говорить о делах.

— Намек убираться восвояси, — улыбнулся Найт, допивая пиво.

— Быть может, мы еще как-нибудь встретимся, — сказала Джулия и бросила на него откровенный, задорный взгляд.

Томас вспыхнул, словно подросток, поднялся и заявил:

— Может быть. Всего хорошего, Чад, — спохватившись, добавил он, но аспирант даже не посмотрел на него.