Прозрачник (сборник)
Шрифт:
— Второй гарпун!..
В конце концов мне удалось кинуть запасной гарпун. Удачно: зверь лег на воде. Он умирал, надо ему помочь.
Лодка подошла к киту. Мне подали длинное копье, и я пытался нащупать им бьющееся огромное сердце кита.
Я втыкал копье за грудным плавником, глубже, глубже: оно вздрогнуло в руках, кит ударил хвостом и умер. Все, кончилось…
— Ура! Наш!
Я вопил от радости:
— Убил кита!.. Уби-ил кита!..
Лодка кружила вокруг кита — мы торжествовали. Затем мы привязались к нему и,
Огромные!.. Вот одна — черная, блестящая — на мгновение высунулась. Она оперлась на грудные плавники, посмотрела на нас и нырнула.
Их стая напала на кита. Сначала они вырвали его свесившийся в воду серый язык.
Затем стали рвать его тело. Мою добычу? Проклятые!.. Ружье мне! Но его нет в лодке. Я проклял себя, свою забывчивость.
Лодка закачалась — подошли другие касатки.
Я приказал перерубить трос, и мы отошли в сторону. Долго смотрели в кипение воды вокруг кита. Он же медленно тонул, уходил в воду.
Затем набежали мелкие акулы, и все исчезло.
…Когда мы вытащили лодку на берег, был вечер, красный к завтрашнему ветреному дню. Те разгружали лодку, понимая друг друга без слов, я ушел на станцию. Я смотрел в иллюминатор на людей. Долго, пока не пришла беззвездная ночь.
В ночи они и исчезли. Бесследно. Хорошо сделали — мне было тяжело с ними, убийственно тяжело.
Всему бывает конец, счастью тоже. Ракетный зонд пришел и, ходя на орбите, взял собранную информацию. Мне передал радиограмму. Я прочитал ее несколько раз подряд: она ошеломляла.
«Всесовет — Конову. Ожидайте «Надежду», класс А супер. Посадочный вес десять тысяч тонн. Готовьте посадочную площадку, прибывает комплексная экспедиция. Прилет ожидайте в июле месяце земного календаря».
Экспедиция! Ее-то мне и не хватало!
Ракета несет не экспедицию — мое наказанье. Я уже не смогу быть один с планетой. (Хороший охотник — одинокий.) А планета?.. Не изменит ли мне? Так я все возьму у нее, все, есть еще девяносто дней.
Моих дней, черт побери!
И началась сумасшедшая охота. Я даже ловил варанов, стрелял голубей и дроздов.
И ничего не успел.
Я не поохотился за птицами-агами, гоня их верхом на лошади и кидая лассо.
Не побывал траппером, не ставил ловушки и капканы. Не ловил пернатую мелочь на птичий клей, не бил тропических бабочек из водоструйного ружья.
Мне не пришлось охотиться на куликов-турухтанов и сходить с рогатиной на бурого медведя.
Хуже! Я не охотился на исполинского оленя, и лохматый мамонт так и не стал моей добычей. Даже белого медведя не убил. Не успел — так быстры дни.
Миллионы упущенных охот! Навсегда, невозвратимо потерянных мною. Допускаю, что поохотился я здесь так, как не снилось самому древнему и удачливому предку. Но и терял я больше их всех, вместе
Я не отдам планету! В конце концов Великую Охоту возродил здесь Конов, мой предок.
Она — мое наследие.
Что же делать? Что сделать? И мне пришла мысль, непостижимо простая. Она пришла, и я наскоро прощупал этот удивительный спокойный шар.
Поразительная картина! Все его силы, все напряжения — коры, напор магмы, движения ядра — сбалансированы.
Магма была на глубине 1-3-5 километров. Первичный Ил уходил на глубину двадцати метров. Он лежал на граните, имея хрящеватое основание с включением разного рода конкреций, в основном состоящих из кремнезема. Но было много железистых и марганцевых конкреций. Мысль же была такая — все охоты, все звери — в планете, в густом Иле. Убей его — и поохотишься сразу на всех зверей (испытать следует и горечь всех возможных охот).
Так, так, силы планеты сбалансированы? Отлично!
А если баланс нарушить? Дать толчок одной из сил — напряжению магмы?.. Баланс пойдет прахом. А двум силам!.. Трем!..
Вот что сделаю — ударю по гранитам, что держат магму. Что будет? А вот что будет — сейсмическая волна пробежит под всей поверхностью и встряхнет Первичный Ил, он перемешается и… сдохнет.
Затем надо прорвать гранитный слой и влить энергию в полусонную магму. Она — взыграет, начнутся извержения и так далее.
Я это сделаю — пока «Надежда» далеко. Я обману их всех!
И два месяца атомный котел буквально кипел.
Все это время гномы делали мне ракетную иглу — конусный снаряд длиной в пятнадцать метров. В сверкающее жало я вложил плутоний, в расширенный конец — запасной двигатель.
И поднял снаряд на ракете вверх, на орбиту.
Я долго ходил вокруг планеты, сверял координаты. («Надежда» приближалась, неделя-вторая, и она будет здесь.)
Я не решался пускать снаряд: там мои охоты. Все!.. Но сверху планета представлялась мне простым диском без неровностей. Она стала безликой. Но все во мне плакало, словно я убивал собаку!
Я выстрелил и прильнул к иллюминатору.
Ждал долго. Лишь на другой день увидел — Ил подернулся рябью. Пятна пробегали по нему, окраска Ила быстро менялась от полюсов к экватору. Приземлился.
Шел к станции уже по мертвому Илу. Подошел и увидел съеженные фигуры, еще хранившие форму моих собак. Вот Цезарь, гончие… Бедные! Они пришли ко мне, ждали меня, хотели охотиться.
Я потрогал их — растеклись. Это потрясло меня.
Пусть теперь берут планету, пусть! Не нужна мне она, я убил ее… Убил?.. Великий космос, я убил…
Я заплакал. Потом кинулся вытаскивать проклятую иглу, но даже гномы не смогли вынуть ее.
…Еще шесть месяцев я безвыходно провел на планете: мой вопрос разбирался на Всесовете. Были даны показания. Затем ледяной мир Арктуса и работа в глубинном руднике — по просьбе всех Коновых (и моей тоже).