Прозрачник
Шрифт:
Еще они плавали в озере: Таня плыла, а около нее вертелся Сигурд в какой-нибудь щуке и хватал за пальцы.
Таня взвизгивала, брыкалась и плыла к берегу, заикаясь от смеха и разбрызгивая воду, а Сигурд уже выставлялся ей навстречу камышом, пускал свой пух на голову и уши. Таня бегала и хохотала. Проходящие пары косились на столь оживленное провождение времени.
Таня ходила в дом Сигурда. Он долго звал. Она наконец согласилась.
Здесь был старинный пригород - его оставили для любителей эффектов старого жилья, для художников и поэтов.
Отсюда
Таня прошла в калитку - старенькую, болтавшуюся. Запели ржавые скобы, прошептали ветки древних вязов, прикасавшихся к верхней доске калитки.
На заборе сидела кошечка и глядела на Таню травяными глазами. Она увидела Таню и без звука, стеснительно, заговорила с ней, приоткрывая красное пятнышко рта.
– Кисик, кисик, - говорила ей Таня.
Кошка замяукала. Необычный ее голос был звонким, как у какой-то птицы. И Таня подумала, что именно эту кошку, наверное, гладит вечерами Сигурд.
И пошла по тропинке в глубь древнего мохнатого сада - к дому.
И тотчас от дома к Тане побежали, перескакивая друг через друга, большие собаки неопределенной породы.
Кусать Таню собаки не стали. Наоборот, подставили головы, чтобы Таня гладила их.
Это были добрые собаки...
И Сигурд уже шел к ней прямо по лужайке. Он шел так быстро, что Тане стало радостно. И она испуганно оглянулась, не смотрят ли на них из окна.
На Таню смотрело много глаз.
Смотрела кошка с забора травяного цвета глазами, смотрели большие собаки.
И другие глаза смотрели поверх оконных белых занавесок - внимательные человечьи глаза. Прежде чем Таня вошла в дом, о ней все уже имели определенное мнение: и мать Сигурда, его сестры, и даже бабушка Сергея (видевшая очень плохо).
Сигурд взял Таню за руку и повел в дом. Они прошли одну за другой все ступени крыльца, прошли веранду, где лежали ранние яблоки.
Запах их был восхитителен.
Затем был узенький коридор с запахом жилья. Поры домовых бревен хранили запахи жизни всех поколений. Сигурдов.
В доме Таня познакомилась с мамой Сигурда, самой милой чужой мамой на свете.
В доме пришедшие следом собаки подали Тане правые лапы, выпачканные в земле, и понюхали ее носами, зелеными от травы.
Затем мама велела сыну хлопотать с обедом и повела Таню смотреть малину.
Они ходили вдвоем в колючих ее рядах, и мать серьезно говорила с Таней (в то же время обирая и кладя в рот ягоды).
– Ешьте, ешьте малину... Я рада, очень рада, - говорила она.
– Вы хорошая и милая девочка. А я так боялась за первое увлечение моего сына. (Таня молчала, глядя на сочную ягодную кисточку.)
...Он всегда, всегда в работе. Вы знаете, Танюша, он совершенно не спит. А я нахожусь в ужасном положении. Я стала бояться убить простейшее насекомое, скажем, муху или комара, потому что он изучал их. Если я ударяю комара, то мне кажется, я убиваю своего сына.
...Мы все тут нервные, все немного не в себе, даже собаки и кошки... Стать лягушкой науки!
...Таня! Я прошу вас. Он славный мальчик и сделает вас счастливой. А когда вы выйдете замуж, мы оставим вам этот старый дом - если хотите. Сейчас модно жить в настоящем старом доме.
...Таня, наши животные напуганы. Кошка не ловит мышей, собаки не дерутся друг с другом.
И знаете, временами и эти деревья, и солнце, и цветы, и птицы - все лучшее мне кажется моим сыном.
Сигурдова мама поцеловала Таню.
Затем они обедали всей семьей (и собаки и кошка). Потом Сигурд увел Таню в холодную глубину дома, в комнату. Комната эта была очень большая. На беленых ее стенах повешены картины - все старинные, написанные на холсте, в тускло золоченых рамах. Это были древние картины о древнем городе, о его деревьях и птицах. И нельзя было подключить ток и сделать их движущимися или извлечь из них какую-нибудь поясняющую музыку.
Надо было глядеть и соображать самой.
– Вы видите, Таня, природное в нашей семье сидит крепко. Эти картины писал один мой далекий предок. Какая-то боковая ветвь, с сильной кровью сибирских пионеров... Да, вы не знаете, мой брат занимается росписью ночного неба над городом, а другой - в свободные часы - делает те маленькие картины, что оживают на строго рассчитанное время.
Но вернемся к предку. Я думаю, что некоторые его глубинные устремления получили выход только во мне - его воля, его нацеленность.
Предок жил давно и немного. Он оставил после себя только картины. По ним судите о его силе.
Жил он в те времена, когда люди много работали на полях и в шахтах. Они часто болели, им было трудно отдаваться искусству. И этот человек однажды заболел какой-то древней болезнью, и она дала ему время обостренного видения.
Он был скромный, хороший человек. И вот, больной и несчастный, он увидел на земле других несчастливцев и понял их. По старомодной ограниченности считали, что человек должен переживать горе только людей. Эта идея - наследие стадного образа жизни, пришедшее к нам из древности. А также ограниченность. А также смешное мнение, что Земля была звездными силами изготовлена только для человека.
Мой предок проникся болью всех гонимых человеком животных, птиц я трав. Он первым стал писать картины о том, как должен жить человек.
...Писал картины... Ими показывал, что животное зависит от клубка мировых сил - от воздуха и воды, человека и космических лучей, от ветра и пищи, любви и ненависти, сострадания и дружбы - так и сам человек.
При жизни над ним посмеивались, а после смерти вдруг стали любить.
Его картины есть в музеях, здесь же всего десять маленьких этюдов.