Прозрачный старик и слепая девушка
Шрифт:
— Насчет лысины — поясните, — попросил Эгрей.
Их взгляды столкнулись.
— Я хочу сказать, — упрямо стояла на своем Софена. — что стихи не должны быть полезны.
— Нет, по поводу лысины.
— Просто она у вас скоро появится, — сказала Софена и села.
— Тихо! — крикнула Даланн. — Сопоставление предметов, имеющих отношение к разным сферам человеческой деятельности, действительно некорректно, в этом госпожа Софена права. Одну лысину можно сравнивать только с другой лысиной, но никак не с урожайностью
— Человеку вообще не свойственно создавать нечто бесполезное, — сказал Эгрей. — Если стихи пишутся, значит, их создатель имел в виду некую выгоду. Может быть рассчитывал получить деньги от какого-нибудь богатого ценителя. Увлечь сердце молодой девушки или состоятельной вдовы. Поэт поет, как птица. Мы почему-то считаем, что птицы распевают совершенно бескорыстно, но ведь они подманивают самок...
— Лично меня нельзя подманить песней, — сообщила Софена. — Потому что я не самка.
— В биологическом отношении... — начал Эгрей.
— Довольно! — Магистр привскочила в кресле. — Эта идеи будете развивать на диспуте по естественным дисциплинам. Мы говорим о поэзии.
— Значит, я — самка? — прошипела Софена.
— Поговорим об этом после, — отозвался Эгрей. — Вернемся к поэзии, ладно?
— Ладно... — Софена посмотрела на Пиндара. Она почувствовала, что исчерпала свои возможности и больше не в состоянии выдавить из себя ни одной мысли.
Пиндар подхватил нить:
— Поэзия может завораживать и влиять на человека, минуя его сознание, — высказался он. — Я неоднократно наблюдал за ее действием.
— Очень хорошо, — сказала магистр. — Диспут окончен. Выношу благодарность всем участникам.
Она встала и быстро пошла прочь.
Софена только этого и ждала. Одним прыжком она подскочила к Эгрею и набросилась на него:
— Стало быть, я — самка, так, по-вашему?
— Я же сказал: в биологическом смысле — да, несомненно.
— Так я докажу вам, что это не так!
— Любое лицо, принадлежащее к женскому полу, является самкой, — повторил Эгрей, — и лично я не вижу этом ничего зазорного. Это природа. Я-то тут при чем?
— При том! А вы, стало быть, будете распевать песенки... в прозаическом пересказе... Самец!
— Не смею отрицать и этого, — сказал Эгрей.
— Мужчинам, конечно, можно все, — буркнула Софена. — Они могут совращать нас и бросать по своему усмотрению, а поэзия только служит им на пользу. И как ловко все придумано! В возлюбленной воспевают что угодно, только не ум, не волю! Любимая, в представлении поэтов, должна быть красива, податлива, глупа и терпелива... Ну, еще может немножко помучить — для виду. Берегись, девушка, если ты умна! Берегись! Ты никогда не будешь любима!
— Софена, остановись, — вмешалась Аббана.
Но Софена оттолкнула
— Лучше молчи! Он тебя бросил ради этой отвратительной богачки, а ты даже не страдаешь!
— Почему я должна страдать? — спросила Аббана. — Ну да, мы с Эгреем были одно время... друзьями. Но я перед всеми могу повторить: лично для меня наш разрыв не был ни трагедией, ни даже бедой. Так, мелкая неприятность.
— Уведите Фейнне, — быстро сказал Эмери Элизахару.
Но Фейнне заупрямилась.
— Я хочу послушать, о чем здесь будут говорить. Похоже, я очень многого не знаю...
— Госпожа, мы опоздаем на почвоведение, — настойчиво повторял Элизахар. — Это важный предмет. Не стоит пропускать лекции.
— Отстаньте от меня! Почему вы за мной надзираете? Кто дал вам право решать, где мне находиться и что мне слушать? — Фейнне вырвала у него руку. — Я хочу остаться, — объявила она.
— Уберите ее! — завизжала Софена. — Уберите ее, иначе я за себя не отвечаю! Я что-нибудь сделаю ей!
Фейнне спросила негромко:
— Это она обо мне?
— Да, — сказал Элизахар. — У нее истерика. Незачем присутствовать при подобной сцене. Эти вещи и в романах-то читать неловко, а участвовать в них — занятие совершенно плебейское.
— Вы правы, — согласилась вдруг Фейнне и протянула ему руку. — Уведите меня. Вы совершенно правы,
— Как всегда, — добавил Элизахар, помогая ей пробраться между скамей.
— Ну вот, теперь, когда наша нежная красавица удалилась, можем наконец высказаться начистоту, — заявила Софена. — Господин Эгрей изволит утверждать...
— Мы слышали то, что он изволит утверждать, — перебила Аббана. — Неужели тебе доставляет удовольствие пережевывать эту тему?
— Не удовольствие, — заскрежетала зубами Софена. — А... Просто кое-кто должен знать свое место.
— Женщина, если на то пошло, тоже должна знать свое место, — сказал Эгрей. — И я утверждал и буду повторять: милым чириканьем можно соблазнить любую самочку.
Он наклонился к самому уху Софены и прошептал.
— Через месяц та нежная красавица, которая только что спаслась отсюда бегством, будет меня обожать Я буду целовать ее при всех. И это произойдет благодаря нашей доброй, прекрасной и очень полезной поэзии. Спорим?
Софена отпрянула, как будто он ее ударил.
— И ты готов побиться об заклад?
Эгрей кивнул.
— Более того, я уверен, что выиграю.
Пока они шептались, присутствующие начали расходиться. Осталось всего несколько человек; прочие утратили всякий интерес к спору, который превратился в заурядный скандал.
— А знаешь что, — медленно проговорила Софена, — пожалуй, я расскажу об этом Элизахару. Пусть он всего лишь слуга — мне кажется, к его мнению наша красавица прислушивается. Посмотрим тогда, как ты суметь выиграть. Ну что?