Прозрение
Шрифт:
Поэтому, когда Британия, а с нею и весь мир, поверили, что война фактически окончена, партизанская война разгорелась с новой силой. Небольшие группы буров без какого-то определенного плана перемещались по стране, взрывая мосты и участки железной дороги, нападая на обозы с боеприпасами и продовольствием и небольшие посты. У них были быстрые лошади, они укрывались на отдаленных фермах и наносили удары там, где этого меньше всего ожидали, – и снова исчезали в вельде.
Они не делали попыток взять под контроль всю территорию – они не смогли бы ее удержать, – но они весьма успешно вредили завоевателям и не давали начать мирные переговоры. Великая Британская
Английским солдатам был отдан приказ сжигать дотла ферму, если становилось известно, что ее хозяин связан с диверсионными отрядами. Вся живность забивалась или реквизировалась для нужд армии, женщин и детей отправляли в специальные лагеря в целях безопасности. Приказ этот был встречен без всякого энтузиазма. Англичане обычно вели себя на удивление сдержанно там, где другие армии грабили, насиловали и убивали, и поэтому им было совсем не по душе поджигать дома, построенные их владельцами. Когда же дети и женщины начали умирать от болезней и нехватки продовольствия, большую часть которого уничтожали именно буры, выполнение приказа осложнилось еще больше.
Настрой изменился, когда стало известно, что буры действуют против всяких военных правил: переодеваются в форму противника. Пленные им были не нужны—для них не было еды, их негде было содержать, поэтому их раздевали и отправляли обратно. Затем буры, переодетые англичанами, пробирались к лагерям и убивали солдат, которые принимали их за своих и дорого платили за это. Теперь горящие фермы казались лишь справедливым возмездием. Джентльменская война стала грязной.
Кукурузные ростки на поле Майбургов боролись за существование изо всех сил: скот был тощий и искал чем поживиться. Хетта видела это, но ничего не предпринимала. Урожай на корню затопчут копыта армейских лошадей, скот забьют. Она слышала, что английские солдаты сжигают усадьбы, предварительно со смехом свалив в кучу бесценные картины и покрывала ручной вязки. Они камнями забивали цыплят и с пиками наперерез пускались на домашний скот верхом на своих чистокровных лошадях. Они называли это «загонять свиней» и при этом, как мальчишки, издавали безумные крики, впав в возбуждение от разрушения. Так сказал Пит, и она верила ему.
Они скоро приедут по дороге из Ледисмита и сожгут ее дом. Пит был прав с самого начала: англичане отбирали их усадьбы и брали в плен их обитателей. Они были такими, какими он их описал. Они прошли по всей Африке, отнимая свободу. Они убили ее отца, ее деда и ее брата. Хотя Франц не был застрелен, причиной его смерти от лихорадки в холодном зимнем вельде явилась необходимость сражаться с врагом. Здесь, в усадьбе, она выходила бы его, но там, где холод и усталость доводили людей до крайности, у него не было и надежды выжить. Она не скорбела о нем, она приняла эту потерю как дань Богу.
Большую часть времени она просиживала в кресле-качалке и через открытую дверь смотрела на горы. Скоро не станет кур, а с ними кончатся и яйца. Торговцы в Ландердорпе ничего ей не продадут и ничего у нее не купят. Мясо уцелевшего скота будет плохим, а сорняки заглушили посаженные ею овощи. Большинство черных слуг разбежалось, остался только Джонни.
День за днем Хетта сидела в доме и неотрывно смотрела на горы, никогда не зная, вернутся ли ландердорпские
Отряд прибыл как-то днем в конце октября, когда стояла сильная жара. Мужчины сразу же направились к насосу и долго и жадно пили, потом смыли пыль со своих тел. Они свернули головы нескольким курам, принесли их на кухню и бросили на стол, чтобы она приготовила им тушеное мясо.
Она начала ощипывать их, сидя на табуретке у двери и поставив между ног таз, куда бросала перья. Пальцы проворно делали привычную работу, а мужчины ходили мимо нее, перенося из седельных сумок груды одежды – военную форму цвета хаки. Они открыто появятся в ней в английских лагерях. Враг и не узнает, что это не его братья по оружию, пока не будет слишком поздно. Они казались возбужденными, и их голоса доносились до нее.
– Какие хорошие теплые вещи. Неудивительно, что англичане валятся от жары.
– Да, хорошо бы и нам заиметь такие же для зимы.
– Широченные-то!
– Чтобы налезали на их жирные животы. Они столько ходят, а все равно толстые.
Потом раздался смех. В кухню ввалился Ян Кронье, на нем были бриджи и мундир на три размера больше.
– Есть, сэр! – передразнил он.
Ему было всего пятнадцать, он выглядел совсем ребенком, каска почти полностью накрывала его голову, касаясь плеч.
– Прошлой ночью Господь улыбнулся нам, а? – радостно сказал Пит, наблюдая за мальчуганом. – Они попали прямо нам в руки.
Смех медленно замер и сменился неловким молчанием. Наконец высокий Коби ван Хеерден сказал:
– Мы не должны были убивать их. Нам не следовало этого делать. Они не могли защищаться – их винтовки были у нас.
– Да, – негромко поддержали его несколько человек.
Через секунду Пит уже бил кулаком по столу и кричал дрожащим от ненависти голосом:
– Вы все что, бабы?
– Мы мужчины, – спокойно сказал Коби, – но мы не звери. Убивать безоружных пленников бесчеловечно, в этом не было нужды.
Мягкое возражение вызвало поток несдержанных слов, эхом отдававшихся под потолком кухни. Хотя Хетта и не видела его, она слишком хорошо знала, как он выглядит: глаза пылают гневом, изо рта брызжет слюна, он размахивает руками. Его слова пронизывали ее насквозь:
– А разве есть необходимость сжигать дома, построенные честным трудом? Разве есть необходимость резать овец или брать в плен женщин и детей, чтобы они умирали от голода и болезней? Разве человечно подавлять целый народ ради собственного величия?
После львиного рыка – мягкое щебетание. Впервые заговорил мужчина лет тридцати хрупкого телосложения. В руках у него была английская военная форма, но он не надел ее.
– У нас могли бы остаться наши фермы, наши женщины и дети. Мог бы наступить мир. – Он встряхнул форму цвета хаки. – Это разрушает нас. Мы никогда не победим, они не позволят себе проиграть. Продолжать– значит идти против воли Всевышнего. Он сказал нам, что мы должны ждать. Еще не время нам управлять страной. Он ясно дал это понять Правда и честь нашего дела сошли на нет. Мы делаем вещи, которые не должны бы делать. Как Можем мы осуждать безбожных англичан, когда сами поступаем бесчеловечно? Мы должны стоять перед Господом на коленях и не осквернять Его имя своими поступками.