Пруссачество и социализм

Шпенглер Освальд Арнольд Готтфрид

офицеров, доведенных до полного изнеможе-

ния, но и запад. В такие минуты побеждают

только собственной смертью. Но они спрята-

лись; вместо того, чтобы встать во главе крас-

ных армий, они заняли хорошо оплачиваемые

места во главе советов рабочих депутатов. Вмес-

то битв с капитализмом, они выигрывали сра-

жения против продовольственных складов,

оконных стекол и государственных касс. Вместо

того, чтобы отдавать свою жизнь, они продавали

свою

форменную одежду. Революция потерпела

крушение из-за трусости. Теперь уже поздно.

*Шагать добровольно, ступая по крови и слезам (фр.).

22

Что было упущено в дни перемирия и подписа-

ния мира, никогда уже нельзя будет наверстать.

Идеал массы выродился в ряд грязных вымога-

тельств платы без соответственной работы. Ее

мужества хватало лишь на то, чтобы тунеядст-

вовать за счет остального народа, крестьян, чи-

новников, духовенства и так часто вместо сози-

дательного действия выкрикивать слова: совет-

ская система, диктатура, республика - что за

эти два года они стали смешными. Единствен-

ным <действием> было свержение монархов, хо-

тя как раз республиканская форма правления

не имеет ничего общего с социализмом.

Все это доказывает, что <четвертое сосло-

вие>, - в понятии которого содержится глубо-

чайшее отрицание - как таковое, в противоре-

чие всему остальному народу, не в состоянии

созидать. Это доказывает, если только действи-

тельно это была социалистическая революция,

что пролетариат не является ее достойнейшим

представителем. Что бы ни произошло, вопрос

окончательно решен. Тот класс, который Бе-

бель воспитал в железной дисциплине для ре-

шительного боя, оказался в целом негодным

для него. И это навсегда, так как утерянную си-

лу размаха нельзя вновь пробудить. Великая

страсть не может быть заменена ожесточением.

И поборники программы недавнего прошлого

не должны себя обманывать: они потеряют на-

всегда ценную часть рабочего класса и в один

прекрасный день они из вождей великого дви-

жения превратятся в болтливых героев беспо-

рядков в городских предместьях. От великого

до смешного один шаг.

23

V

Такова была великая, рядом поколений возве-

щенная, воспетая и разукрашенная литератур-

ным вымыслом немецкая революция, - зрели-

ще, полное такой убийственной иронии, что не-

обходимо

отойти на несколько десятилетий, что-

бы она стала понятной немцу; революция, кото-

рая опрокинула то, к чему она стремилась, и те-

перь сама не знает, чего она хочет.

Если бы из этой грядущей дали созерцать три

революции - почтенную, великолепную и смеш-

ную - то можно было бы сказать следующее: три

наиболее молодых народа Европы стремились

к воплощению трех идеальных форм существова-

ния. Три лозунга определяют их: свобода, равен-

ство, солидарность. Эти формы выявляются в по-

литических институтах либерального парламен-

таризма, социальной демократии и авторитарно-

го социализма, которые кажутся чем-то новым,

в действительности же являются лишь внешни-

ми проявлениями неизменного жизненного укла-

да этих народов, свойственного исключительно

каждому из них в отдельности и не передаваемо-

го другому.

Революции древности представляют собой

лишь попытки достижения такого жизненного

положения, при котором становится вообще воз-

можным спокойное, в самом себе сосредоточен-

ное существование. Несмотря на страстность

внешних проявлений, все они имеют оборони-

тельный характер. Начиная с Клеона^ и до

Спартака^ думали лишь о потребностях данного

24

момента, и никто не пытался создавать общий

новый порядок античного жизненного строя. Все

же три великие революции Европы ставят во-

прос о власти: должна ли воля личности подчи-

ниться коллективной воле или наоборот? И при

этом каждый из трех западных народов твердо

намерен всему свету навязать свое решение.

Английский инстинкт привел к решению:

власть принадлежит личности. Свободная борь-

ба индивидуальностей, торжество сильного, ли-

берализм, неравенство. Не нужно больше госу-

дарства. Если каждый борется за себя, то в по-

следнем итоге это идет на пользу всем.

Французский инстинкт решает: власть не

принадлежит никому. Никакого подчинения и,

следовательно, никакого порядка. Не государст-

во, а ничто: равенство всех, идеальный анар-

хизм, на практике (1799, 1851,1871,1918) жиз-

неспособность целого сохраняется только благо-

даря деспотизму генералов или президентов.

И то и другое называется демократией,