Прусский террор
Шрифт:
Все это произошло так быстро, что, если бы Бенедикт и Фриц не видели этого, как и Елена, она стала бы в этом сомневаться!
Эти раскрывшиеся глаза, этот вздох, вытолкнувший одно слово, показались не возвращением человека к жизни, а сном мертвого.
Иногда восход солнца оказывает такое действие на умирающих. Природа совершает последнее усилие над ними и, перед тем как навсегда закрыться, их веки приветствуют солнце.
Эта мысль пришла в голову Елене.
— Боже мой! — прошептала она, разражаясь слезами. Не последним ли был этот
Бенедикт оставил на миг весло и приблизился к Карлу.
Он взял его за руку, пощупал пульс — пульс был незаметным. Он послушал сердце — сердце казалось немым. Он осмотрел артерии — кровь в артериях больше не пульсировала.
При каждой его попытке Елена шептала:
— Боже мой! Боже мой!
И наконец Бенедикт сам засомневался, как и она. Тогда он отыскал в маленькой сумке, которую всегда носил при себе, небольшой ланцет и, повторяя опыт врача, кольнул им раненого в плечо. Раненый, видимо, ничего не почувствовал и не двинулся, но слабая капелька крови показалась там, куда перед этим вошло острие ланцета.
— Мужайтесь! — сказал Бенедикт. — Он жив.
И он опять взялся за весло… Елена принялась молиться.
В первый раз молитва целиком пришла ей на память. До сих пор она разговаривала с Богом только вздохами горя и надежды.
С предыдущего дня никто даже не задумался о еде, кроме фрица. Бенедикт разломил хлеб и предложил кусок Елене.
Она с улыбкой отказалась, и это означало: «Разве ангелы едят?» Бенедикт, который отнюдь не был ангелом, поел и принялся грести.
Они подплывали к Оффенбаху и уже видели, как вдали вырисовывались силуэты Франкфурта. К восьми часам они должны были приплыть. Так и случилось: в восемь часов лодка причалила у улицы, ведущей к порту.
Уже издали они узнали Ленгарта с его каретой, а рядом с ним находился предмет, по форме походивший на носилки.
Итак, все данные наспех распоряжения были исполнены с умом.
Раненого приподняли с такими же предосторожностями, как и раньше, переложили его на носилки и задернули в них занавески.
Бенедикт хотел уговорить Елену сесть в карету к Ленгарту, ибо у этой милой девочки весь верх платья был испачкан кровью; но она закуталась в большую шаль и пожелала идти рядом с носилками. При этом, чтобы не тратить время, она попросила Бенедикта съездить за доктором Боденмакером — тем же врачом, что лечил барона фон Белова.
Сама же она прошла весь город, от улицы Саксенхаузен к дому своей бабушки, следуя за носилками с Карлом.
Люди смотрели на нее с удивлением, тихо переговаривались, подходили и задавали вопросы Фрицу, который шел сзади, и, так как Фриц отвечал, что это идет невеста за телом своего возлюбленного, а все знали, что мадемуазель Елена де Шандроз была невестой графа Карла фон Фрейберга, каждый, узнавая прекрасную и целомудренную девушку, с уважением отступал, давая дорогу и кланяясь.
Подойдя к дому, Елена увидела, что дверь сама собою открылась.
По обе стороны дверей бабушка и сестра, догадываясь о том,
При виде глубокого отчаяния, написанного на ее лице, они расплакались и захотели помочь ей подняться по лестнице. Но Елену поддержи нала та самая сила нервного напряжения, которая совершает чудеса. За носилками она прошла бы всюду, куда бы они ни двигались, и прошла бы за ними многие льё. Слушая обеих, она ограничилась только словами:
— В мою комнату!
Раненого отнесли в комнату Елены и положили на ее кровать.
К этому времени вместе с Бенедиктом пришел доктор Боденмакер. С помощью Ганса они освободили Карла от остатков его одежды и уложили в кровать.
Врач осмотрел его, и Бенедикт почти с такой же тревогой, как Елена, следил за осмотром.
— Кто осматривал этого человека до меня? — спросил врач. — Кто его перевязал?
— Полковой хирург, — ответила Елена.
— Почему он не перевязал артерию?
— Была ночь, при свете факелов и на открытом воздухе он не осмелился взяться за это и посоветовал обратиться к более опытному врачу, чем он сам. Вот я и обращаюсь к вам.
Хирург с беспокойством посмотрел на раненого.
— Этот человек потерял больше четверти своей крови, — прошептал он.
— Так что же? — спросила Елена. Врач покачал головой.
— Доктор, — вскричала Елена, — не говорите мне, что нет надежды! Мне всегда говорили, что кровь очень быстро восстанавливается.
— Да, — ответил врач, — когда тот, кто потерял кровь, может есть, когда органы, что обновляют кровь, могут действовать. Но у этого молодого человека, — сказал он, посмотрев на раненого, бледного настолько, как если бы он был уже мертв, — все не так просто. Но это не имеет значения, врач обязан все испробовать. Попробуем перевязать ему артерию. Вы можете мне помочь? — обратился он к Бенедикту.
— Да, — ответил тот, — я имею некоторые понятия о хирургии.
— Вам, наверно, следовало бы уйти? — спросил хирург у Елены.
— О! Ни за что на свете! — вскричала девушка. — Нет, нет, я останусь здесь до конца.
— Тогда, — сказал хирург, — держите себя в руках, будьте спокойной, не подходите, ни в чем нас не стесняйте.
— Нужно ли мне подготовить зажим? — спросил Бенедикт.
— Нет надобности, — сказал врач, — теперь артерия не
кровоточит. Я найду ее и мышце. Вы мне только подержите руку.
Бенедикт взял руку Карла и повернул ее внутренней стороной наружу.
Врач порылся в сумке, приготовил нить, положив ее на предплечье Карла, и, не разрешая обмыть рану, сделал продольный разрез примерно в два дюйма, а затем открыл артерию. Он быстро зажал ее маленькими щипцами, обернул нитью и затянул.
Операция была проведена так ловко, что это восхитило Бенедикта.
— Уже сделано? — воскликнула Елена.
— Да вроде так, — сказал врач.
— И с восхитительной ловкостью! — сказал Бенедикт.