Прусское наследство
Шрифт:
— Именно ее — другого куска просто нет, и как ты сам говоришь, королям тоже мяса хочется! Так все земли Пруссии и Бранденбурга воедино связаны будут, шведы свое сполна получат, родитель твой порядком приобрел. А за все расплачиваться ляхи будут, благо Август похотливый давно страну в смуту ввел. Так что обид на него накопилось достаточно — втроем они в ближайшие месяцы раздерут, даже на зимние квартиры войска ставить не будут. Такой момент грех упускать — пока у соседа нестроение идет, им воспользоваться надлежит немедленно, ободрать как липку. К этому все и шло — я с отцом о том не раз говорила, и с боярами, да и ты часто пасмурный был. А тут неделю лежала, да отписки
— Ну, ты даешь, женушка. Полмесяца назад сына родила, а уже в раздумья с головой ушла о делах государевых. Верно размышляешь, наши с тобой мысли совпали, и я тому очень рад.
— Теперь твое время наступило, государь и муж мой, ведь не зря полки в Киеве и Смоленске собираешь. Без тебя действо сие невозможно, мыслю, что предложили тебе к ним выехать после Рождества, чтобы дела обговорить тайные. Вот только в Данциг али Кенигсберг тебе не след ехать, предложи им Митаву — то герцогство Курляндское, и там у тебя полки под рукою будут. К тому же заставишь их всех с собою считаться — приедут как миленькие, ибо ты им зело нужен, а вдруг ляхам помощь решишь оказать полками. И хоть гонят они от себя эту мысль, но нет-нет, она на ум им и приходит. А в Митаве к тому же все вы гости, но ты там главный будешь и по положению своему, и то что над своей сестрицей Анной покровительствующий — мужа у нее нет, а старший брат в отца место. А родителя твоего она недолюбливает крепко, хотя и скрывает то на людях.
Алексей только головой потряс, воспринимая слова жены. Такого четкого анализа внешнеполитических событий он от нее не ожидал, ведь здешние бояре так и говорят — «волос долог, ум короток». А тут ему дали четкий расклад, и даже Митаву посоветовали, отнюдь не Ригу. Тут Толстой промахнулся, как и князь-кесарь — они поначалу за Данциг ратовали, лишь потом сообразили, что зимой по морю пусть другие плавают.
— Люблю я тебя, — просто сказала Катя, и прижалась к нему, шепнула в ухо. — Пошли в опочивальню, забыла, когда на супружеской постели лежала с тобой в обнимку. Мамки запрещали, за чрево боялись…
— Погоди, погоди, милая, тебе нельзя еще месяц — пусть все в порядок придет, — взволновался Алексей, хотя от нахлынувшего желания взмок — все же пост долгим для него отказался. Но супруга затащила его в опочивальню, и так быстро, что он сам не ожидал, что его не только завалят в постель, но снимут сапоги и разоблачат от одежды. И при этом женушка скинула душегрейку и одеяния, распустила волосы, укутавшие оголенные плечи. И со смешком, с волнительным придыханием, произнесла тихонько:
— Знаю, что мне нельзя, зато тебе можно, и ты хочешь — все вижу, как соскучился. Приласкаю тебя немного, да убаюкаю — спать хорошо будешь. А то все дела и дела, то у меня чрево — а пора и об усладах нам вспомнить…
Мариенбург — резиденция гроссмейстеров Тевтонского ордена.
Часть третья
«ПОТОП» 1719 год Глава 23
— Ты не причем тут, Алешка — не станешь бабу безвинную травить, не тот ты человек — мягок больно. То не в упрек тебе, ибо ты, сын, умен, этого от тебя не отнять — такой самодержец для русской земли сейчас и нужен. А кровь пролить твой тесть не побоится, да и Петька Толстой всю округу зальет, ежели потребно будет — тот еще старикан, вредный.
Петр Алексеевич говорил тяжело,
— Ладно, не будем о том — найду рано или поздно виновных, само время покажет, кому сие злодейство выгодно. А уж опосля…
Мотнул головой совершенно трезвый «родитель», не договорив какую кару для злоумышленников придумал. Но ничего хорошего им не светит, тут к бабке не ходи. И вообще, бросивший пить Петр Алексеевич стал непредсказуемым, что пугало. Король Ливонии даже к пиву не прикасался, а подавали ему только кипяченую воду и взвары, коих до этого времени он вообще не употреблял. Но сейчас отпивал и не морщился, как и приятель его, шведский король — но Карл абсолютный трезвенник, как только шпагу из ножен вынул и в поход отправился восемнадцать лет тому назад.
— Ты дочек и сына у меня не отбирай, незачем — не враг я тебе. Княжна Кантемир за ними опеку приняла, а ее отцом, послом твоим, я доволен. Машка девчонка разумная, на твою Катерину тем похожа — за деток я не беспокоюсь, пригляд за ними держу, и Данилыч, черт старый, поклялся, что взора от них не отведет. «Потешных» своих поставил. Налей мне чая еще — хорошо завариваешь, духовитый он у тебя.
Алексей выполнил просьбу «родителя», налил ему горячего чая в чашку. Самовар стоял на столе, в таких повсеместно сбитень горячим хранили. Странно, но с ним «родитель» не опасался отравы — пил и ел спокойно.
— Злой я на тебя, смерти твоей жаждал, не скрою. А тут понял, что правильно ты поступил, меня изгнав, со всеми моими приспешниками. Ведь помру я — кто их в узде удержит? А они все, бояре наши, «вольностями шляхетскими» отравлены к тому времени будут. и сами решать начнут — кому на престоле сидеть, а кому помереть «нечаянно». Так что стрельцы, бунт учинившие, невинные дети в сравнение с нашими князьями будут, господами сенаторами бывшими, мать их душу, бля…
Петр Алексеевич выругался в три знаменитых «загиба», вытер вспотевший лоб, хотя в комнате было прохладно. Камин плохо протопили, герцогиня Анна жила в скудости, на всем экономила, хотя к приезду коронованных гостей подготовилась, как смогла.
— Не нужно в России нашей европейские порядки для одной только знати и дворянства вводить, не к добру будет. Или всех, либо никого — то правильно будет — народец у нас дремучий и вельми злобный. Школы нужны — я палкой загонял туда, а у тебя пошли сами, собственной охотой. И попы у тебя под рукою помощники, это со мной на ножах были, когда я их своим «патриархом» пожаловал, клинок булатный в столешницу воткнув.
«Герр Петер» фыркнул, лицо свело яростной гримасой, но справился с гневом, взял из коробки папиросу, буркнул: