Прячась от света
Шрифт:
Майк ощутил обычное отвращение.
– Юдит, епископ будет рад узнать, что я делаю свою работу, которая заключается в спасении заблудших грешников и возвращении их в лоно церкви! Если он вообще об этом узнает. А нет никаких особых оснований, чтобы он узнал!
Ему в голову пришли весьма мрачные мысли о Юдит. Чопорное угрюмое лицо женщины было слишком вызывающим, когда она так стояла перед ним.
Но вот она улыбнулась ему вдумчивой, почти расчетливой улыбкой.
– Джон Даунинг до тебя дозвонился, Майк?
– Да. Мы все обсудили.
– И он тебе помог?
Майк встретился с ней взглядом и постарался
– Да, конечно. Он собирается заняться этим делом. Сказал, чтобы я не волновался.
– Хорошо. – Она казалась довольной. – Я за тебя очень беспокоилась, Майк.
Он кивнул.
– Он так и сказал. А теперь, Юдит, мне надо работать.
– Но уже почти девять. Послушай, если ты не успел поесть... – Она старательно скрывала агрессивность, но на глаза ее улыбка не распространялась.
– Нет, Юдит, извини. Теперь поесть уже нет времени.
Он пожалел, что произнес слово «теперь». Она выглядела вначале удрученной, а потом виноватой. Но его уловка сработала.
– Тогда я пойду. Не забудь перевести часы. Завтра увидимся?
– Конечно. Доброй ночи.
Закрыв за ней дверь, он резко опустил задвижку, зная, что она могла слышать ее щелчок, и с облегчением глубоко вздохнул.
Джон Даунинг не тревожил его, звонить ему сам Майк не хотел. Довериться ли ему своей чрезвычайно услужливой помощнице? Или самому епископу?
Теперь ему действительно надо написать проповедь!
К полуночи Майк напечатал последние страницы проповеди, скрепил их степлером, выключил компьютер и со вздохом облегчения направился к двери. Дом погрузился во мрак, центральное отопление отключилось в одиннадцать часов, оставив дом остывать.
Майк устало поднялся по лестнице в спальню, думая о Юдит. С ней еще предстояли трудности. Она в приходе давно и, несомненно, имела влиятельных друзей как в самой церкви, так и среди его прихожан. С ней придется ладить. С другой стороны, не была ли она представительницей того ответвления церкви, которое было лично для Майка совершенно неприемлемо? Репрессивного, старомодного, евангелистского? Беспощадного. Безрадостного.
Пуританство!
Вот что это такое.
Майк выключил свет в спальне и подошел к окну. Стена тумана снаружи стала еще плотнее, поднимаясь от реки, давя на стекла; она заглушала любые звуки со стороны дороги. С минуту он взирал на туман с отвращением, потом задвинул занавески, отгородившись от темноты ночи. Салли такая ночь понравилась бы. Майк откинул покрывало. Она бы смеялась, и требовала музыки и огня в камине, и варила бы супы, и пекла бы домашний хлеб. Он грустно покачал головой. Возможно, теперь всего этого она требовала от другого мужчины? Их отношения не увяли, когда он оставил преподавание в школе, они прекратились, когда Майк принял решение стать священником. Салли никогда не стремилась к замужеству и не была готова к его новому положению.
– Я могла бы бороться с другой женщиной, Майк. Богу я противостоять не смогу! – сказала она, прижавшись к нему в тот последний день, когда они обстоятельно все обсудили. – В наших отношениях нет места кому-то третьему. Знаю, это избитая фраза, и знаю, что я виновата. Но я... не могу. Тебе понадобится жена, умеющая варить варенье и излучающая обаяние, посещающая женские курсы или помогающая обитателям трущоб. Я на это не способна, Майк. Лучше расстаться теперь,
Это было правильное решение. Конечно, правильное! Но теперь он скучал по ней. Трущобы... Варенье... Он сел на кровать и поежился.
«Салли была распутница. Она не верила в таинство брака. Ты правильно сделал, что оставил ее...»
Внутренний голос прозвучал так четко, что Майк даже оглянулся, словно ожидая кого-то увидеть за спиной. Воображение разыгралось? Слишком долго он просидел за компьютером...
– Господи Иисусе, не оставь меня. Господи Иисусе, Ты – во мне. Господь за мной, Господь предо мной...
«Женщина, Юдит, тверда в своей вере. Она не смирится с существованием ни одной ведьмы, вроде этой Сары Паксман...»
– Прекрати! – Майк вскочил на ноги. – Кто ты?
Голова у него кружилась, он закрыл глаза. Звуки... Голоса... Обрывки смешанных речей звучали у него в ушах, словно он улавливал сразу все волны какого-то радиопередатчика. Майк повернулся, схватившись руками за голову, и, не успев понять, что делает, упал на колени, сжимая голову руками, словно пытался выдавить из нее эти ужасные звуки.
– Господи Иисусе, не оставь меня. Господь мой... во мне... Боже милостивый! – Он закатил глаза и вскинул руки к потолку. – Во имя Господа нашего Иисуса Христа, прекрати!
Полная тишина.
Открыв глаза, Майк оглядел комнату. Она выглядела совершенно обычно, как и всегда.
Дрожа, он встал и направился к двери. Неуверенным шагом спустившись по лестнице в кабинет, он подошел к письменному столу и сел за него, невидящими глазами уставившись на кипу бумаг перед ним. Затем он медленно потянулся к своему ежедневнику. На внутренней стороне обложки был четко записан телефон Тони и Руфи Джилкрист, сразу под номером Джона Даунинга, общаться с которым у Майка не было никакого желания. Он пытался дозвониться до Тони пару раз, в надежде, что он уже вернулся после крестин, но ответа не получил. Возможно, они решили задержаться. О боже, как ему надо было услышать сейчас спокойный голос Тони! Пожалуйста, пожалуйста, отзовись, Тони! В пустом доме звонок звучал долго, и наконец он в отчаянии бросил трубку. Они даже не включили автоответчик.
Майк долго лежал в постели, не засыпая, и глядел в потолок. Туман рассеялся также быстро, как опустился, обнажив холодное звездное небо. Подмораживало. По дороге проехала машина, на секунду ее фары на повороте аллеи осветили стену. Машина уехала, и в комнате снова стало темно. Постепенно Майк заснул.
Эта женщина, Сара, снова пришла к нему. Она вошла в его дом на Сауф-стрит, требуя провести ее к нему, и вот она стояла здесь, разглагольствуя об этой ведьме, Лизе Кларк. Он разглядывал ее, едва прислушиваясь к тому, что она говорила, наполовину занятый ее обликом. Сара... В прошлый раз, когда она приходила в Мистли-Торн, она была одета очень пристойно – в черное платье с белым воротничком и манжетами, в накидке с капюшоном поверх белого льняного чепца. Теперь же она нарядилась, как великосветская куртизанка, была одета так, как часто являлась ему в мечтах. На ней была нижняя юбка из розового поплина, отделанная бархатной тесьмой, а поверх было надето светло-голубое шерстяное платье. На шее и в ушах жемчуг, туфли на каблуках. На плечах накидка, вышитая голубым шелком.