Прядущая. И не прервется род
Шрифт:
Миролюб повернул меня лицом к себе и поцеловал в губы. Отвечая на поцелуй, я лихорадочно придумывала повод сбежать. Повод не придумывался, потому что мое слабое «нас увидят» разбилось о его бормотание «никто не войдет».
Когда его губы наконец оторвались от моих и коснулись моего подбородка, а потом и шеи, я вдруг с ужасом поняла, что Миролюб может не остановиться. Он дома. Он здесь хозяин. Добронега у мальчика. Любим не ходит на женскую половину без особой на то нужды. Милонегу увели. Что делать?
– Стой! – Я отклонилась, упершись руками в грудь Миролюба и чувствуя, как под ладонью колотится его сердце.
Мое тоже колотилось. Только от страха. Именно в эту минуту я осознала, что не смогу ничего ему предложить – я не готова. И к браку с ним не готова. И не буду готова никогда. Нет, я не испытывала к нему отвращения, как бывает у героинь любовных романов, когда им доводится целоваться с нелюбимыми мужчинами. И безоговорочно признавала все достоинства Миролюба. Но я совершенно четко понимала, что
– Подожди! – Я выскользнула из объятий Миролюба. – Я так не могу.
Он ничего не говорил, лишь смотрел пристально, словно что-то для себя решая. А еще было в его лице что-то новое, только не понятно что.
– Добруш – твой сын? – зачем-то спросила я, хотя вовсе не собиралась.
На лице Миролюба промелькнула какая-то эмоция, и он прищурился:
– Ты из-за него?
– Я… просто спросила.
– Да. Сын. Только, как он родился, я не прикасался к Уладе.
– Ясно, – пробормотала я, понимая, что глупо упрекать мужчину в связи многолетней давности и уж тем более в том, что он заботится о своем ребенке.
– То есть это не из-за сына? – уточнил Миролюб.
Я помотала головой, осознавая, что это хороший предлог, но не имея сил соврать.
– Тогда из-за него?
– Из-за кого? – искренне не поняла я.
– Из-за хванца?
– Что? – Я даже отшатнулась от княжича. – При чем тут Альгидрас?
– Альгидрас? – усмехнулся Миролюб, и я поняла, что только что сказала о своих чувствах гораздо больше, чем планировала.
Я ничего не ответила, чтобы не сделать ситуацию еще паршивее, и, глядя в изменившееся лицо Миролюба, вспомнила момент, когда впервые осознала, что не имею над ним никакой власти. Однажды он уже был вот таким – жестким и далеким. Тогда, в доме Радима, он спорил с Альгидрасом. Сейчас мы спорили из-за Альгидраса. Права была Добронега: княжич милый, пока на его добро не покушаются.
– Ты его любишь? – голос Миролюба прозвучал спокойно, будто он спрашивал, люблю ли я орехи.
Я помотала головой, с удивлением обнаружив, что ложь стоит немалых усилий. Чертова Святыня.
– Я не люблю его, Миролюб, – четко произнесла я. – Но он очень помог мне после плена. Рассказывал сказания, успокаивал, когда мне было страшно. Я не могла пойти к Радиму, – пробормотала я, предвосхищая вопрос, – потому что он… лицом темнел, стоило мне сказать о кварах. Олег был против, говорил, что мне надобно к брату… Но я не могла. Я к нему тогда ночью бегала, потому что мне страшно было. Понимаешь? Ты же должен понимать!
Я отдавала себе отчет, что пользуюсь женской хитростью. Весь мой опыт требовал подключить слезы, однако какая-то часть меня чувствовала, что с Миролюбом этого делать не стоит.
В лице княжича что-то дрогнуло. Шагнув вперед, он притянул меня к себе и обнял. Он больше не пытался меня поцеловать, за что я была ему благодарна. Просто уперся подбородком в мою макушку и прошептал:
– Не бойся. Теперь все хорошо будет. Только поклянись, что ничего у вас не было.
– Не было, – эхом откликнулась я, потому что это было правдой. – Ничего не было. Можешь у него спросить. Он мне как брат. А меня он вообще терпеть не может, – усмехнулась я.
Миролюб тоже усмехнулся в мои волосы:
– Ну и славно. Значит, и не будет ничего.
И сказано это было так, будто он забил гвоздь в крышку гроба. Я едва удержалась от того, чтобы не поежиться.
– Конечно не будет, – пробормотала я, спрятав лицо на его груди, в то время как все во мне выло от этих слов: «Как же так?! Не будет? А зачем тогда это все? Весь этот мир – зачем?»
Мне стало страшно от подобных мыслей, поэтому я просто зажмурилась и обняла Миролюба.
Глава 3
Позже, уже в покоях, я вспомнила разговор про Будимира. Попробовала вызвать в памяти какие-то факты о княжеском военачальнике, но это оказалось бесполезным занятием: было непонятно, что из этого я узнала здесь, а что принесла в своем подсознании. Со мной о Будимире не говорили. До сегодняшнего дня случившееся с ним упоминали при мне лишь однажды: во время пира с князем в Свири. И вот теперь выходит, что этот человек, родившийся неизвестно где, знал песню кварских мореходов и говорил, что эта мелодия о его доме. Что, если Альгидрас прав? Вдруг Будимир на одной стороне с кварами? Умер ли он?
Я опустилась на сундук и сжала голову руками. Когда же начнут появляться ответы?! Хватит уже загадок! Где-то на краю сознания мелькнуло: есть такая правда, которой лучше не знать. Вот только мое время в этом мире было ограничено. Сколько мне осталось? Неделя, месяц? Мысли сами собой вернулись к Миролюбу. Может, мне и не придется обижать его отказом? Может, я просто исчезну отсюда до рокового объяснения?
К вечеру дождь прекратился, и я выбралась на крыльцо, выходившее в палисадник. В покоях было душно из-за протопленной печи и прикрытых ставней, поэтому теперь я с жадностью вдыхала прохладный влажный воздух, кутаясь в плащ и думая о том, что за весь день так больше и не увиделась с Добронегой. Я пыталась успокоить себя тем, что, вероятно, она провела это время с пострадавшим мальчиком, но в глубине души понимала, что это не так: мать Радима меня избегала.