Прямо до самого утра или Секрет неприметного тупичка
Шрифт:
— Обидно, — сказал Олег. Посмотрел в стол. — Обидно… Даже по пьяни спеть нечего стало. Дожили, а? — Артур смотрел так, как будто чего-то ждал, и Олег, покачавшись на стуле, пожал плечами: — А. Ладно. Слушай. Это мой отец любит петь, я и запомнил.
Олег никогда раньше не пел. Нет, пел, конечно — дурачась пел, пел в школьных мероприятиях (не пел никогда, не было такого в твоей воронежской жизни, не пели у вас в школе, взвыл второйОлег… или первый?) — но по-настоящему не пел, ему это и в голову не приходило. Он даже не был уверен, что вспомнит слова этой песни.
Но он вспомнил их, едва произнёс
Что это? Это я пою? Это мой голос такой? А как странно смотрит Артур, как странно смотрит этот дурак, говорящий о чести в мире, где её нет давным-давно… Дурак дурака видит издалека…
— За утро, и за свежий из полей ветер, За друга, не дожившего до дней этих, За память, что живет с нами, Затянем, затянем. Бог в помощь всем живущим на земле людям, Мир дому, где собак и лошадей любят, За силу, что несут волны, По полной, по полной. Родные, нас живых еще не так мало, Поднимем за удачу на тропе шалой, Чтоб ворон да не по нам каркал, По чарке, по чарке…Слова вспоминались сами. Сами, сами, сами…
— Черт с ними, за столом сидим, поем, пляшем, Поднимем эту чашу за детей наших, И скинем с головы иней, Поднимем, поднимем… [10]Только теперь Олег обратил внимание, что хозяин корчмы стоит рядом. Он стоял и слушал, и теперь, увидев, что Олег больше не поёт, спросил тихо:
— Ваша песня?
10
Стихи Александра Розенбаума.
— Наша, — буркнул Олег. Он не расположен был разговаривать с посторонним, пусть даже с симпатичным ему. Хозяин вздохнул:
— Знаешь, когда я понял, что мы не победим Венейю? — продолжение разговора было интересным, хотя и неожиданным и Олег спросил:
— Когда?
— Когда услышал, как поют ваши солдаты… Ты поёшь так же, как они… — и хозяин положил руку на плечо Олега. — У тебя сбудется то, к чему ты идёшь. Но ты не пей больше. Идите спать.
...Борьку наверх пришлось нести на руках. Олегу было невероятно смешно и неловко — Борька во сне вздохнул, хныкнул и обхватил его за шею. Артур, чертыхаясь, волок оружие, и вообще выглядело всё это со стороны, наверное, довольно жалко. Около номера девчонок Артур постучался и спросил, как там, внутри; Саша ответила, что уже спит.
— Спит, —
Провожавшая мальчишек дочка хозяина распахнула одну из дверей, что-то сказала — это могло быть и пожеланием доброй ночи и укоризненным замечанием, что не стоит пить столько пива. Кстати, тут Олег был с ней согласен — он выпил не меньше полутора литров и сейчас ощущал головокружение и какую-то раздвоенность сознания. А ведь хотел ещё помыться, весь пропотел…
В этом номере (отличавшемся от прежнего размером и тремя кроватями вместо двух) тоже был вентилятор — Артур его немедленно включил. Олег «сложил» Борьку на кровать посередине и спросил:
— Может, его разбудить? Пусть тоже помоется…
— Лично я не могу, — Артур, сидя на кровати, раздевался, глаза у него были нездешние. — Ни будить его, ни сам мыться… Я в-а-абще ничего не могу, я падаю.
— Чёрт с ним, — решил и Олег, выключил свет, сел на кровать и разулся. На большее его не хватило. Он закинул ноги на постель.
И, когда Олег закрыл глаза, в долю секунды, прошедшую до того, как он уснул, в памяти всплыли — тоже сами собой — ещё две строчки из той же песни.
И есть на земле широта, долгота, Где нас не хватает с тобой...Просыпаться не хотелось. Тело и мозги, кажется, решили что всё самое трудное осталось позади и коллективно требовали продолжения отдыха, недвусмысленно намекая хозяину, что надо придавить ухо ещё пару часов. Единственным стимулом к немедленному подъёму было нестерпимое желание… в общем, зов природы.
— Мх, — сказал Олег и сел в кровати.
Артур спал на животе, обняв узкую кровать обеими руками. Борька сидел у стола и, подперев руками подбородок, задумчиво смотрел в окно, за которым уже отчётливо шумел день. На том же столе стояли тарелки, накрытые полотенцем. Когда Олег произнёс своё эпическое «мх», Борька обернулся и улыбнулся — странно, немного смущённо, совсем неподходяще для себя — того, Борьки, к которому Олег уже успел привыкнуть.
— А завтрак давно принесли, — сообщил он. — Эта, с косой. И девчонки встали, заходили, но я их прогнал. Сказал, что вы очень устали и спите. Они у себя в комнате разговаривают.
Олег кивнул, поднялся и только теперь сообразил, что спит в трусах. Его одежда — как и одежда Артура — были аккуратно развешаны на спинках стульев.
— Это что… — он понял, что хрипит, кашлянул и повторил: — Это что?
— Ну, это я… — Борька поставил пятки на край стула, обхватил руками коленки. — Я уже под утро проснулся и понял… — он замялся. — Ну, понял, что, в общем, вы пьяные. А я батю так часто раздеваю, когда он приходит датый… — Борька вздохнул и тихо спросил: — Олег… а там… дома… там как же? Там, наверное, все с ума сошли…
— Давай я тебя отправлю, — Олегу вдруг стало нестерпимо, до жжения в ушах, стыдно. — Прямо сейчас.
Глаза Борьки стали большими, он вцепился в стул обеими руками, как будто Олег мог его катапультировать прямо отсюда.
— Не, я с вами… когда всё… Не надо меня отправлять…
— Борька-Борька… — вырвалось у Олега. Он сам не очень понимал, что хотел этим сказать — и, чтобы не сделать ещё какую-нибудь глупость, пошёл мыться.
В душе его стошнило. Как-то сразу, одним толчком — и в голове стало ясно.