Прямой эфир
Шрифт:
Так что врачей я теперь боюсь, как огня. Ничего хорошего их сдержанный тон, статичная поза с прямой осанкой и ледяные руки, касающиеся плеча в попытке утешить, мне не принесли. Один разбил вдребезги мои надежды на счастливый исход, исполосовал мой и без того неидеальный мир своим режущим по живому известием о смерти папы, другой по сей день выбивает почву из-под моих ног, размахивая перед носом плохими анализами.
— Пора начинать выходить из дома, — мягко отчитывает Игорь, заставляя меня задрожать, когда подушечка большого пальца начинает поглаживать мою ладошку.
Косится
— Я помогаю Арсену в саду и часто читаю в беседке…
— Неубедительно, — муж качает головой, оставляя мои пальцы замерзать, когда той же рукой, что дарил мне ласку, приводит в беспорядок свои слегка отросшие волосы. — Не хочешь со мной, возьми Таню. Пройдитесь по магазинам или сходите в кино. Жизнь ведь не закончилась, Лизка. Я знаю, что терять отца нелегко, но своим затворничеством лучше ты никому не сделаешь. Уж я-то знаю.
— Но и покупки не восполнят мне горечь утраты.
— Зато немного отвлекут от грустных мыслей.
— Глупости, — решаюсь попробовать дурно пахнущую смесь сушеных трав, но даже глоток мне дается с большим трудом — сахар, щедро брошенный мной в эту бурду, положения не спасает… Отставляю чашку, так и не притронувшись к сырникам, оставив без внимания фрукты и любимое печенье, которое Игорь с завидной периодичностью насыпает в цветную конфетницу, и устало растираю поясницу — ем через силу, а талия неумолимо раздается…
— Гоша, — окрикиваю мужа, заставая его в дверях, и на чем свет стоит ругаю себя за сомнения.
Он ведь мой муж! И дальше ходить по дому, словно мы с ним соседи по коммуналке просто-напросто глупо. Я ведь решила попробовать, так почему бы не облегчить ему задачу? Перестать снедать себя мыслями о его затяжном романе и не ради детей, нет, ради себя, дать второй шанс нашей семейной жизни. Он ведь мне нужен, особенно сейчас, когда все так стремительно катится под откос.
— Я согласна на парк. И мороженое, — улыбаюсь, немного смущенно, словно это не простая прогулка, а наше первое свидание. — Только пообещай, что не станешь причитать, если одним я не ограничусь.
***
Игорь
— Как ты пережил смерть отца? — кусает подтаявший пломбир, и, сняв солнечные очки, цепляет на голову соломенную шляпу, нагоняющую тень на ее пылающие от жары щеки.
— Мой способ не подойдет замужней беременной женщине, — отвечаю, стараясь не нарушить данное ей обещание, и просто не смотрю на то, с какой жадностью жена доедает четвертое по счету мороженое. Оставляю комментарии при себе, боясь омрачить этот день своим недовольным пыхтением, и уповаю на случай — надеюсь, удача будет на нашей стороне, и от такого количества пломбира Лиза не сляжет с ангиной.
— Ты делал что-то непристойное?
— Ну, — кручу в руках пачку сигарет, и даже порываюсь достать одну, но вовремя бросив взгляд на ту, что сидит рядом, благоразумно засовываю ее обратно. Пожалуй,
— Мне понадобилось много алкоголя, и если честно, за те вещи, что я вытворял под его воздействием, мне до сих пор стыдно.
А еще мне была необходима Яна. Но знать об этом супруге не обязательно.
Лиза кивает, поправляет поля огромной шляпы и машинально поглаживает живот, разглядывая резвящуюся на площадке ребятню. О чем она думает сейчас? Возможно, как и я, гадает, чьи глаза будут у наших дочерей или станут ли их волосы причудливо завиваться на кончиках…
— Ты размышлял над именами? — бросая в урну обертку от ванильного рожка, жена, не отвлекаясь от обозрения детской горки, на ощупь отыскивает бутылку с минеральной водой, спрятанную от солнца в ее вместительной сумке.
— Да, — поворачиваюсь и, заметив каплю пломбира на женской щеке, стираю пятно большим пальцем.
Страшно. Всегда боюсь до нее дотрагиваться — в ее глазах я изменщик, и от мысли, что каждое мое прикосновение заставляет ее вспоминать, как этими же руками я исследовал тело Яны, мне становится не по себе.
— Как насчет Юли и Насти? Или, может быть, хочешь назвать одну в честь своей мамы?
Не дернулась. Не вздрогнула, как это часто бывало, когда я задевал ее рукой или невзначай дотрагивался до волос, которые так и манили меня запустить в них пальцы. От этого даже духота не кажется такой невыносимой — внутри полыхает пожар, мгновенно вспыхнувший от такой незначительной мелочи, и летний зной не идет ни в какое сравнения с тем огнем, что сейчас распирает мою грудь.
— Нина, — Лиза произносит вслух, словно пробует на вкус такое сочетание букв и, притихнув, погружается в себя, как мне кажется, на целую вечность.
— Нет уж, а то решишь и свою не обделять, а иметь в семье еще одну Эвелину я морально пока не готова.
И я ее понимаю. Мне и самому одной хватает с лихвой.
— Мне нравится имя Катя. В детстве всех кукол так называла, — подставляет лицо легкому ветерку, и, запрокинув голову, придерживает шляпу на своей макушке. Спокойная, так похожа на себя прежнюю, что у меня спирает дыхание от ее красоты. И как я раньше не замечал, насколько она прекрасна? Эта ее улыбка, открытая, но в то же время загадочная, пушистые ресницы, настолько длинные, что отбрасывают тени на порозовевшие скулы…
— Мы можем их поделить, — поворачивается, и тут же заливается смехом, осознав, насколько странно это звучит. — В смысле, ты назовешь одну, а я вторую.
Тону во взгляде ее серых глаз, которые касаются души, заставляя ее совершить кульбит и воспарить к облакам, и не могу больше ни о чем думать, кроме как о желании отмотать время назад и никогда не доводить наш брак до того, что мы имеем сегодня. Хочу говорить с ней обо всем, что только придет в голову, как делал это прежде, хочу, чтобы эти не выплаканные слезы, что нет-нет да туманят ее взор, канули в небытие, уступив место счастливому блеску, подобному тому, что я вижу сейчас, когда она немного отвлекается от своего горя, спасаясь тоннами сладостей.