Пряник с черной икрой

Донцова Дарья

– В детском спектакле неприемлем секс, – покраснела Агата.

– Объятия чисто дружеские, – отбила подачу училка. – Короче! Список, кто кого изображает, висит на доске объявлений на первом этаже. И, наконец, последнее. Завтра каждый ребенок должен принести по рулону туалетной бумаги и бумажного полотенца, бутылку геля для мытья рук, горшок с цветком.

– Зачем цветы? – прошептала худенькая мама, считающая компьютер изобретением дьявола.

– Для украшения классной комнаты, – ответила учительница.

– Здесь и так нормально, – возразила

Агата.

– Школа не дворец! – зашумел Илья. – Мой вопрос: на хрена такая тьма бумаги, полотенец, геля? В классе двадцать пять детей. Директор торговать, что ли, пипифаксом собралась?

– Как вашему сыну в туалет сходить? – пошла в атаку Майя. – Вернее, что ему делать после завершения процесса? Бумаги нет, руки помыть нечем, а они грязные.

– Мой мальчик никогда не писает на руки, – заявила Ирина.

Я с большим трудом сдерживала смех, который буквально рвался наружу. Однако, оказывается, на родительских собраниях бывает весело.

Помнится, когда пришла пора записывать Кису в школу, я провела энное время у компьютера, изучая сайты общеобразовательных заведений и читая на форумах комментарии пап-мам, бабушек-дедушек. Большинство взрослых хвалило гимназию, где директором был господин Гусев. И располагалась школа в двух минутах ходьбы от нашего дома, и денег там за обучение не брали. Но я туда даже не сунулась. Почему? В классах там было всего по пятнадцать человек, а на сайте вывесили список тех, кто уже подал заявление, в перечне значилось сорок пять фамилий. Ниже шло объявление: «А связи с полным набором детей в три нулевых класса прием закрыт». После долгих размышлений мы с Максом выбрали платное заведение, где я сейчас и находилась. Прошло чуть больше месяца со дня начала учебы, а я уже устала от классной руководительницы. А ведь впереди у нас одиннадцать лет!

Глава 8

Вернувшись домой, я поднялась на пятый этаж, позвонила в дверь к Цыганковым и сказала открывшему дверь Зиновию Павловичу:

– Добрый день. Разрешите с вами побеседовать?

Профессор прищурился.

– Рад вас видеть. Простите, что стою перед вами в халате. Никак не ожидал гостей в столь ранний рассветный час.

– Не хотела вас разбудить, но дело не терпит отлагательства, – сказала я, удивляясь тому, как поздно восходит для профессора солнце, на часах-то уже обеденное время.

– Видите ли, уважаемая, извините, не знаю вашего имени-отчества… – запел доктор наук. – Да, я заведую кафедрой, но вопросов о приеме в аспирантуру не решаю. Если ваш ребенок не получил рекомендацию от кафедры, ничем помочь не могу. И вы опоздали с хлопотами, сейчас уже октябрь. Все решения приняты, приказы подписаны.

– Зиновий Павлович, наденьте очки, – попросила я.

Цыганков похлопал себя по бокам, вытащил из кармана очки, посадил их на нос и воскликнул:

– Евлампия Андреевна! Доброе утро! Проходите, пожалуйста. Простите, не узнал вас. Прекрасно выглядите, помолодели, посвежели. Отдыхали, наверное? Принял вас за сумасшедшую мамашу.

Прямо беда с ними. Как только наступает начало учебного года, так дамочки просто ума лишаются, требуют, чтобы их детки-неучи в аспирантуре оказались, несмотря на неуды, которые на сессиях получали.

Я молча шла за хозяином, старательно сохраняя на лице вежливую улыбку. Зиновий спутал меня с женщиной, чей отпрыск не поступил в аспирантуру. Следовательно, диплом об окончании вуза у соискателя есть. И сколько же мне, по мнению Цыганкова, лет?

– Чайку? Кофейку? – пел хозяин, усаживая меня в гостиной. – Правда, Верусеньки нет, она улетела на фэшн-неделю в Милан.

– Зиновий Павлович, – перебила я его, – не хочу отнимать у вас время, поэтому без долгих церемоний спрошу. Вы знаете, что случилось с Надеждой Владимировной?

– Надежда Владимировна… Надежда Владимировна… – забормотал профессор. – Ах, Надежда Владимировна! Ну конечно! Она позавчера с блеском защитила докторскую. Вы с ней знакомы? Воистину мир тесен.

– Я о Реутовой, нашей соседке со второго этажа, – уточнила я.

Собеседник засмеялся.

– Я весь в работе, первая мысль в голове о коллеге. Надежда Владимировна – не редкое имя. С Реутовой я иногда пересекаюсь в лифте. Приятная дама, собачка у нее милая.

– Она умерла, – продолжала я.

– Да что вы говорите! Жаль псинку, – пригорюнился Цыганков. – Увы, век домашних любимцев короток. Вы собираете деньги на похороны песика? Сейчас принесу.

– Йорк в полном здравии, – остановила я профессора, – скончалась его владелица.

Доктор наук начал ахать и охать.

– О господи! Я видел ее на днях во дворе. Бодрая была, веселая. И вдруг! Все под богом ходим. А что случилось? Инсульт? Инфаркт?

– Зиновий Павлович, – продолжала я, – вы же знаете, мой муж – владелец крупного частного детективного агентства.

– Слышал что-то о нем, – согласился сосед, – Верочка говорила. Ох, любите вы, женщины, слухи и сплетни собирать.

– Макс часто работает в тесном контакте с полицией, – сказала я, – и сейчас мы подключились к расследованию внезапной кончины госпожи Реутовой. По сему поводу у меня есть несколько вопросов к вам.

Цыганков сделал скорбное лицо.

– Да, да, конечно, понимаю. Спрашивайте. Правда, ничего интересного я не сообщу, наше знакомство шапочное. Но всегда готов помочь. Итак?

Я положила руки на подлокотники кресла.

– Зачем вы вчера поздно вечером заходили к Реутовой?

Профессор изобразил удивление:

– Кто?

– Вы вчера вечером поздно заходили в гости к Надежде Владимировне, – чуть не по слогам повторила я. – У квартиры Реутовой громкий и оригинальный звонок, он издает лай. Вы, стоя на лестничной клетке, сказали: «Это Зиновий Павлович». Затем вошли и почти сразу вышли.

Профессор сцепил пальцы рук в замок.

– Простите. Начисто забыл. Сейчас пишу новую книгу, весь в ней. Да, действительно, я заглянул к Надюше, надо же, совсем из головы вылетело.