Прятки по-взрослому. Выживает умнейший
Шрифт:
И тут в дело вступили юридические тонкости: если человек умирает от побоев на территории больницы, статья звучит как нанесение тяжких телесных, повлекших за собой…, и так далее. Срок за такое дают неслабый, но все же и не на всю катушку. А если человек перестал жить еще до приезда ментов – это уже умышленное убийство, и приговор звучит куда серьезнее.
И китайцам тоже жмурики не нужны – еще на них же и повесить могут, благо прецеденты бывали. А что касаемо опознания злодеев – вообще проблем нет, потому как Шарапа на рынке не знал разве что один директор, а афросу Мише, даже намазавшись
Взяли ребят по горячим следам прямо в любимом кафе. Не всех, естественно. Кто к моменту задержания домой ушел, кто в кино, кто в библиотеку. Брали азартно, с битьем посуды, а, если учесть степень сопротивления, то мебель в кафе пришлось менять всю.
А дальше началось самое интересное…
Уже на следующее утро в прокуратуру нагрянули столичные журналисты – за что бедных студентов ОМОН зверски избил, а? Какие, на хрен, они националисты, если во главе группировки стоит негр, а? У китайцев претензии к неграм есть? А, может, вьетнамцев убили не из расовой нетерпимости, а как распространителей триппера?
А после обеда опять стук в прокурорскую дверь. Открывают, а там адвокаты. Из столицы. Приехали бесплатно защищать бедных студентов! Каждому задержанному свой, личный! И было их ровно столько, сколько студентов задержали.
– Дяденька слово сдержал, – догадался Глебов.
– Второй раз молодец, соображаешь…. Тут у этой истории пока пауза наступила, но финал рисуется ясно всем, поэтому ребята времени не теряют – к сессии готовятся. Один Шарап скучает…
– А суд?!
– Будет обязательно. Суд присяжных. Еще раз догадаться попробуешь?
Глебов пожал плечами:
– В принципе, все понятно. Ребятки местные, присяжные тоже. А о вьетнамцах уже сейчас никто не заплачет…
– С тобой хорошо говорить – не надо мелочи разжевывать, – дядя Яким прикрыл глаза, поерзал, устраиваясь поудобнее, – смотрю, нервишки твои, вроде, в норму пришли. Это хорошо. Нам с тобой теперь еще кое о чем поболтать надо. О тебе.
Андрей напрягся, что не осталось незамеченным.
– А ты что думал? Тебя за решетку посадили сказки уголовникам рассказывать? – усмехнулся дядя Яким, – ошибка вышла, однако…. Для начала – перевелись в российских тюрьмах настоящие уголовники. Редко можно встретить человека, хотя бы знающего о понятиях, не то что живущего по ним. Вымираем мы как мамонты, в историю уходим…. Сейчас в камерах или шушера беспредельная, или бакланы вроде тебя, или экзотика вроде моих теперешних соседей.
Удивляешься, что слова такие умные знаю? Так я за столько ходок чуть не все тюремные библиотеки перечитал. Очень я новое для себя узнавать люблю. И про викингов этих я раз в сто больше тебя знаю.
– Тогда…, – начал было Андрей, но дядя Яким продолжил:
– Если честно – плевать мне на этих викингов. Я за ними тебя рассмотреть хотел: как быстро очухаешься, как поведешь себя, что плести будешь. И первый вывод мой такой – хоть и шандарахнула тебя жизнь по темечку, удар ты держать умеешь, очухался быстро. Сопли по щекам не размазывал, дверь головой не таранил, короче, фасон кое-какой выдержал. А слезы…. Мужчины тоже иногда плачут,
– Дальше что? – угрюмо, но без вызова спросил Андрей.
– Дальше? Говорить будем. Ты же спать ложиться не собираешься? – старик снова улыбнулся своей кошачьей улыбкой, – я очень загадки люблю разгадывать, ребусы всякие, кроссворды там.… А сегодня за полчаса до твоего заселения получил я ребус, да такой, что аж слюнки потекли. Ты, мил человек, представь: ни с того, ни с сего – открывается дверь, а на пороге стоит целый гражданин майор! И просит меня этот гражданин, что для местного люда не просто майор, а царь и бог, чтобы я принял в хату новосела. И не просто принял, а прессанул его по полной программе. Честно говоря, ничего особенного в просьбе этой нет, кроме продолжения. А продолжение такое – по полной программе, но предельно аккуратно! Сечешь?! Каждое слово по отдельности понятно, а вместе они никакого смысла не имеют, потому что аккуратно прессануть – это как?!
Дядя Яким широко развел руки, показывая этим, как он удивился.
– Если б законника какого сажали – с такой просьбой не пришли бы, дело ясное. С другой стороны, сейчас модно олигархов сажать. Так у них отдельные камеры с евроремонтом – чего такому тут делать? Хотя, кто знает…. А, может, беспредельщика ведут? Так чего такого жалеть! Какая уж тут предельная аккуратность, раз беспредельщик!
А лицо у местного гражданина хозяина такое, будто он и сам не понял, что сказал. Я с ребятами потолковал маленько – им здесь скучно, развлечений маловато, ни кино, ни танцев. Они согласились подыграть.
Тут снова дверь открывается, и в хату вталкивают тебя. Очень вежливо вталкивают, должен сказать – ты даже на ногах устоял. Ребята давай прикалываться, а я наблюдаю и вижу, что с нашей жизнью ты незнаком совершенно. Может, шпион? Так для шпионов другие апартаменты имеются, и хозяева там другие, хотя тоже называются на три буквы, – дядя Яким едва слышно хихикнул, – вот это ребус так ребус! Пальчики оближешь!
Глебов скривился.
– Может, ты олигарх? – дядя Яким уже откровенно смеялся, – в своих китайских кроссовках! Нет? А кто? Я ж ночь спать не буду!
– Я сейчас и сам не знаю – кто я, – тяжело вздохнул Глебов, – твердо знаю только, кем я был несколько часов назад, пока все это не началось…
– А ты расскажи! – потребовал старик, – раз это и для тебя ребус, попробуем разгадать вместе.
– С чего начинать?
– Попробуй начать необычно – с самого начала, – предложил дядя Яким.
– А, собственно, что я теряю? – подумал Андрей и начал рассказывать, как вернулся в город после вахты и в запертой квартире обнаружил женский труп.
Голос вибрировал от волнения и обиды, но в целом рассказ получился почти связным и в принципе понятным.
Дядя Яким слушал, закрыв глаза, с видом крепко спящего человека. Только время от времени он качал головой или поднимал к губам кривой палец, и тогда Андрей смущенно спохватывался и возвращался с полукрика на шепот.
– И опер умчался как ошпаренный, говоришь? – старик выждал некоторое время, но Андрей молчал, так как говорить было больше нечего.
– Умчался.
– А потом пришли омоновцы?