Прыжок через пропасть
Шрифт:
Фраза так понравилась княгине-матери, что она умолкла, решив не вмешиваться в разговор сына с таким серьезным человеком, как разведчик-сиделка. И потому не заметила, как последний подмигивает ее сыну, подавая знак.
Дражко игру понял без слов, с усмешкой взял меч и попытался вытащить его из ножен. Усилие, очевидно, отдалось болью в плече и груди, что заставило князя ожесточенно зашевелить усами. Посторонний наблюдатель мог бы принять такое выражение чувств за гнев, хотя Сфирка хорошо знал, что Дражко просто гримасничает.
— Даже сидячий вояка из меня не получается, — с грустной усмешкой пожаловался князь и вернул оружие разведчику. —
Если бы мать знала, что он уже вчера начал ходить…
— Ты уж поваляйся… — с напускной строгостью произнесла она и одобрительно глянула на худенького, на мальчика похожего фигурой Сфирку. Именно такие помощники были ей по душе. Не просто серьезные, но категоричные. Иначе с Дражко нельзя. Дюже своеволен.
Она опять провела бессонную ночь в комнате болящего сына, и потому сейчас пожилой женщине требовался отдых. Вчерашний день, когда ее заменил разведчик, к удивлению, не принес видимых огорчений. Когда княгиня вечером вернулась к раненому, он по-прежнему лежал на своей скамье. Более того, Дражко стало вроде бы легче. Даже разговаривать он стал четче и строже, без ненужных пауз, как было вначале. А перед сном даже попытался на несколько минут сесть, хотя потом пришлось все же перейти в лежачее положение. И потому княгиня понадеялась, что и сегодня днем у нее появится возможность отдохнуть.
— Так я пойду…
— Да-да, конечно… Отдыхай, матушка. Я, к твоей радости, остаюсь недвижным, словно меня клиньями [30] к этой скамье приколотили.
Едва затворилась дверь за матерью и стали слышны удаляющиеся усталые шаги, князь, приняв из рук разведчика лекарство, приказал:
— Вещай.
А сам, приподняв голову, начал делать из глиняной бутыли Горислава маленькие глоточки. Удивительное, хотя и чрезвычайно горькое медовое снадобье придавало силы. Рядом с этой бутылью стояла другая, поменьше, принесенная вечером вместе с репьями. Оттуда Горислав велел пить не больше, чем по глотку в час. Сладковатая тягучая жидкость с запахом полыни и вкусом конопли. Первый глоток воевода уже сделал. И через несколько минут ему уже захотелось прогуляться по дворцу. Почти стихла боль, прибавились силы. А репьи, которые вечером принесли от отшель-ного волхва и привязали к ране, размягчили корочку и стали вытягивать из тела гной и вместе с ним болезнь. За вечер и ночь княгиня-мать несколько раз, как ей было велено, поменяла половинки крупных колючек. Уже под утро Горислав вдруг объявился во дворце сам, незваный и нежданный, осмотрел князя, рану, использованные колючки, потом положил руку воеводе на темя и держал долго, словно вслушивался. И после этого заявил, что с Дражко все будет хорошо. Но полностью выздоровеет, когда его заставят сделать это обстоятельства.
30
Гвозди в те времена были редкостью и роскошью, не оправдывающей затраты. Плотники пользовались деревянными клиньями. Из-за разности в способах просушки древесины, которую клиньями крепили, со временем они делали соединение более прочным, чем сбитое гвоздями.
— Надо будет стать здоровым, он станет в одночасье. И на коня сядет, и за меч возьмется…
Слова волхва бы да Свентовиту в уши…
Здоровым Дражко очень надо было стать немедленно. Князя Годослава предстояло ждать еще несколько
Сфирка начал докладывать издалека. Словно специально испытывая терпение воеводы.
— Говорят, один князь — хорошо, а два князя — лучше… — хитро усмехнулся он. Впрочем, это было излишним, потому что это было постоянное выражение его остроносого лица.
— И что сия умность значит?
Дражко попытался повернуться на другую сторону скамьи, чтобы видеть окно, и это ему удалось. Пусть маленький, но шажок вперед к обретению силы. Чуть отдохнет — и следующий шажок сделает, чтобы основательнее подготовиться к полновесному шагу.
— Ночью, княже, прискакал гонец от Годослава. Тот самый, которого княгиня Рогнельда посылала в Хаммабург, вернулся. Князь хотел вертать домой Люта, но Лют зачем-то срочно понадобился Ставру. И гонцу княгини, поспав два часа, пришлось скакать назад.
— И что?
— Доскакал. Передал, что сказано было. Годослав шибко обеспокоен состоянием в Рароге, твоим ранением и здоровьем супруги. И прислал приказ, который ты еще вчера днем справедливо посчитал выходом из положения и отдал сам. Отдал не от себя, а от Годослава.
— Какой приказ? — Дражко, как человек военный, не любил витиеватые выражения и потому спросил недовольно.
— Гонца к боярам отправить…
— Ты, помнится, отправил.
— Конечно, княже. Спервоначалу прогнал его вдоль городских стен, чтобы лошадь ладом вспотела, до пены, и сам он пылью покрылся, как старая кикимора плеснью. Для видимости, чтобы, дальнего пути. У нас тут есть особо пыльные места…
— Ас чем все-таки прибыл новый гонец?
— С тем же приказом. Вы с князем думаете одинаково, потому и поступки у вас схожие.
— Добро! Так что у нас с боярами получилось? Сфирка опять изобразил хитрую физиономию, хотя казалось, выглядеть еще хитрее невозможно.
— Будто волчий след по первоснегу читаешь… Как ты и думал… К утру обе дружины, недолго сумнявшись, выступили на север. Боярин Лавр сам с ними отправился, ничего, что дюже старый и сильно толстый, коня только придется менять чаще… Сына навестить решил.
— А остальные? — нечаянно улыбнулся радостной вести и князь. Правда, улыбку его заметно со стороны не было, только чуть задрались кверху обширные усы.
— Здесь-то самое и есть интересное. Соглядатаи только недавно опять по постам разбежались. Приходили с докладом. Говорят, по всем боярским домам переполох был. Кое-где даже обижаются, дескать, почему их подраться с Готф-ридом не отправляют. Некоторые, слышно, собирались с приличным временем к княгине идти, выказать желание послужить отечеству.
Дражко совсем по-здоровому хохотнул.
— Так даже? Это уже половина победы.
— Если не победа.
— И все так?
— Добро бы — если бы… А кое-кто зовет их опять на дворец идти. Самим, без герцога. Выручать своих же. И таких тож хватат.