Прыжок домашней львицы
Шрифт:
– А ты, дед, откуда здесь взялся? – сказала Оксана.
Девушка приоткрыла один глаз, привыкая к свету. Небольшая комната без окон, без дверей. Зато с дедом в придачу. У Оксаны радостно забилось сердце, зачастил пульс. Капкан раскрыт, повергнут, низвержен с пьедестала. Он разбит вдребезги.
– Караулю, сижу тут и караулю, – заговорщически прошептал дед, – хочу вот этих молодцев окучить. Как картошку. Деньги нам с тобой, внучка, нужны дозарезу.
– А как ты их окучишь? – спросила Оксана, изнывая от нетерпения.
Девушка тоже нуждалась. Она давно присмотрела себе
– Очень просто, с двух сторон. Принесут им деньги, кто-нибудь принесет, и я сразу вызову наряд милиции. Пока те едут, туда-сюда, бензина нет, автоматы закончились, ну, ты сама знаешь, как в милиции все делается, короче, пока они шарашатся, я сорву большой банк. Видишь, какое укрепление соорудил. Специально для таких вот дураков. В истории не бывало такого случая, чтобы в одной хате собрались сразу шестеро чудаков. Их можно брать голыми руками. Прямо за горло.
Дед даже присвистнул от вожделения. Изголодавшийся рот выпустил узкую, тонкую, но обильную струйку слюны. Обильную и жадную.
– Дед, а я думала, что ты в Синявино уехал, – надулась Оксана.
Оказывается, дед все время находился рядом, пока она была заложницей. Просто свирепый чеченский террорист, а не родной дедушка. Родная кровь, называется.
– А что там делать-то, – небрежно отмахнулся старик, – холодно, ветер дует, печку топить надо. А дров-то нету. Дрова еще купить надо. А на что купить, где денег взять? Вот я и придумал, как окучить этих чудаков. Свел их вместе. Натравил друг на друга. Теперь пусть репы чешут, как выбраться из капкана.
Оксана задумалась. Плечи еще помнили прикосновения Левиных рук. Приятные, мужские руки, заботливые, нежные и трепетные. Жалко. И мгновенно перед глазами всплыла золоченая вешалка. И Левин образ медленно ушел в стены, растворился, растаял в облупившейся штукатурке.
– Дед, а ты купишь мне шубочку? – спросила Оксана, испуская томный вздох.
Девушка почти взвизгнула в конце, пискнула с тонким выкриком. Шоковая терапия. Тонкий психологический прием, не однажды испытанный на живых людях. А на дедушку всегда благотворно воздействовали слова с придыханием. Старый полковник немедленно раскошеливался на любую истребованную сумму, услышав выкрик. Все прошлые просьбы Оксаны были обряжены в страдальческие тона.
– А как же, внучка! – крикнул дед и тут же испуганно зажал рот морщинистой рукой. И горячо, и страстно зашептал, почти забормотал скороговоркой: – Обязательно куплю. Все тебе куплю. А для кого я стараюсь? Все для тебя делаю, внученька, ночей
И он ловко ущипнул Оксану за бедро. Девушка поморщилась. Больно. Теперь синяк останется. Надо терпеть. Иначе шубки не видать. Все девчонки щеголяют в обновках. Неужели Оксана хуже остальных? Ничуть не хуже. Даже лучше, выше, стройнее. Нет. Нельзя отставать от подружек. Никак нельзя. Надо держать фасон.
– А где тут дверь? – спросила Оксана, отстраняясь от родственных объятий. – Как выйти отсюда?
Девушка недоуменно осматривала голые стены, пол, потолок. Никакого намека на дверь. Только лаз в комнату.
– А нет тут двери, Оксаночка, – радостно ощерясь, сообщил дедушка. – Это укрытие от внутренних врагов. Бункер.
И Оксана растерянно опустилась на пол. Присела на корточки и горестно заплакала. Сумасшедший дедушка построил тайное укрепление в своей квартире. И не оставил выхода на свободу. В капкане находится восемь человек. Не считая крыс за стенами. И никто из них не знает, как долго продлится заточение для каждого.
– Не плачь, Оксаночка, я куплю тебе шубку, и сапожки куплю, и шляпку. Все куплю. Только не плачь. Успокойся. Мы обуем этих вахлаков. Они никаких денег не пожалеют, чтобы выбраться из засады.
Старик наклонился над Оксаной и погладил по пушистым волосам, но девушка раздраженно дернула головой, и дед растерялся, смущенно хихикнув, убрал руку, подержал ее на весу, будто не знал, куда девать, что делать с ней дальше, затем спрятал в карман серых брюк с красными галунами. Оксана громко зарыдала. Она вдруг вспомнила ласковые прикосновения надежных Левиных рук. Шубка вместе с золотой вешалкой размазалась в сознании. Свобода оказалась дороже денег. Оксана тряхнула головой и резким, не допускающим никаких возражений тоном заявила вслух, громко и безапелляционно: «Ты, дед, сумасшедший! Псих. Больной. Тебе лечиться надо. Если ты меня не выпустишь отсюда сейчас же, я закричу. Громко. Во весь голос. Пусть весь город услышит».
Полковник в отставке присмирел. Пономарев Леонид Витальевич испугался, он тихо устыдился. В первый раз в жизни старик растерялся. Он любил Оксану. Любил больше, чем родную дочь. Наряжал любимую девочку, как куклу. Леонид Витальевич не хотел причинять внучке страдания. Но ради шубки юная чаровница может немного и помучиться. Чуть-чуть. Чай, не смылится. Стыд прошел. Старый отставник подскочил к девушке и ловко зажал ей рот ухватистой рукой с потрескавшейся, туго натянутой, как чулок, изношенной кожей.
– Тихо, не ори, услышат, – засвистел торопливым шепотом Леонид Витальевич, – тогда наши денежки плакали. Ничего не получим. Ты же, Оксаночка, хочешь получить шубку на Новый год? Хочешь или не хочешь?
– Уже не хочу-у-у, – сдавленно прошелестела Оксана.
Девушка была готова пожертвовать всеми благами мира ради избавления из невольного плена. А свобода оценивалась в две тысячи долларов. Роковая цифра. Она какая-то мизерная была, самая минимальная, но достать эти деньги оказалось сложнее, чем просто жить. Зачем вообще придумали деньги? Кто их придумал? Маньяк какой-то, наверное.