Прыжок над пропастью
Шрифт:
Неужели я боюсь мужа?!
Мужей боятся многие женщины. В журналах Вере часто попадались истории о женщинах, вышедших замуж за монстров; впрочем, иногда, для разнообразия, там рассказывалось о мужчинах, которые женились на настоящих ведьмах.
Она боялась, что однажды в постели Росс зайдет слишком далеко и убьет ее. Похоже, в последние годы ему все больше нравится причинять ей боль, когда он занимается с ней любовью; он возбуждается, когда ей больно. Он поразительно силен; когда он возится с Алеком – кружит его по комнате или борется
Она встала, смахнув на пол остатки лепестков, и, подойдя к зеркалу, посмотрела на свое отражение. На левой щеке осталась тонкая царапинка от пореза.
Она промокнула ранку платком, извлекла запутавшийся в волосах листик и бросила его в корзину для бумаг. Пол вокруг кресла был усыпан листьями, лепестками и кусочками сушеной апельсиновой корки. Пусть и дальше валяются здесь. Это проблема Росса.
Как, черт побери, объяснить вертолет?
Нет, не нужно ничего объяснять. Он выяснил, где она была.
У них вышки по всей стране, неужели ты не знала? Я связывался с тобой через станцию в Уинчмор-Хилл на севере Лондона. С кем ты там была, Вера? С доктором Оливером Кэботом?
Потом она вспомнила. Росс в машине после ужина в Королевском медицинском обществе. Как он проговорил – спокойно, но так, что кровь стыла в жилах:
– Я тебя видел.
Росс не дурак. В телефонной компании ему сказали, что она находилась в Уинчмор-Хилл; а он выяснил или знал заранее, что в тех краях работает Оливер Кэбот. Может, он за ней следил? Вера давно поняла, что с Россом ничего исключать нельзя. Но раз он допытывался у нее, с кем она была, значит, просто угадал. Ей остается только одно: все отрицать. И придумать благовидный предлог, почему ей нужно было быть в том районе.
Или послать Росса ко всем чертям.
На последнем варианте она и остановилась. Гнев душил ее. Убирайся к черту, ублюдок! Она пронеслась по комнате и распахнула дверь. Думаешь, отколол удачный трюк, заблокировав мои кредитки и унизив меня? Что ж, возможно, где-то есть параллельное пространство, в котором живет другая Вера Рансом; она кротко смирится с твоей выходкой, попросит у тебя прощения. Но я не такая.
Ты живешь не на той планете, Росс.
Вдруг внизу громко заплакал Алек, как будто с ним произошел несчастный случай.
Вера опрометью кинулась вниз по лестнице. Внутри у нее все перевернулось, когда она увидела сынишку. Он лежал на плиточном полу, свернувшись клубочком, закрыв голову руками, и плакал от боли и страха.
Услышав ее торопливые шаги, мальчик поднял голову, не отпуская рук. Личико исказилось от боли. Вера упала на колени, обняла сынишку:
– Милый, что случилось?
Он ничего не ответил, продолжая так же ужасно рыдать.
– Милый! Пожалуйста, скажи… Ты упал с лестницы?
– Папа… уд-дарил меня…
Теперь и Вера заметила синяк под левым
Худший из кошмаров! Росс бьет Алека. Росс часто рассказывал ей, как плохо обращался с ним отец, когда он был маленьким. И Вера знала – она прочла много литературы по воспитанию и психологии, – что люди, с которыми родители плохо обращались в детстве, часто обижают собственных детей.
С трудом справившись с душившей ее яростью, она внимательно осмотрела Алека, пощупала ему голову, чтобы убедиться, что ничего не сломано. Потом она взяла сынишку на руки и понесла на кухню. Усадила его на стул, открыла морозилку и достала оттуда пакет с замороженным горошком. Обернув пакет кухонным полотенцем, она приложила его к лицу мальчика.
Он отворачивался, дергаясь от холода, но Вера уговорила его потерпеть, и малыш постепенно успокоился.
– Милый, за что папа тебя ударил?
– Я…я…я… – От пережитого мальчик начал заикаться.
На экране телевизора перед полицейским стоял Барт Симпсон; тот его обыскивал.
– Пора спать. Мамочка тебя уложит.
– Не-не-не-е-е-е-е-т!
Вера поняла, что Алек на грани истерики.
Она отнесла сынишку наверх, хотя тот рыдал и брыкался. Нежно уговаривала, утешала, успокаивала. Налила ванну, раздела его и посадила в воду. Алек перестал плакать.
– Милый, пожалуйста, расскажи, что сделал папа.
Мальчик молча сидел в ванне, пока она намыливала его, обливала водой, вытирала полотенцем.
– Скажи мне, сынок.
Но в Алеке как будто что-то сломалось. Вера отнесла его в постель, уложила, подоткнула одеяло. Он лежал молча, отстраненный, насупленный. Вера даже испугалась: сейчас сын был так похож на Росса! Та же насупленность, та же молчаливость, когда он рассержен или ему больно.
Вера взяла любимую книжку Алека, «Чарли и шоколадная фабрика», но он отвернулся к стене и сунул в рот большой палец. Наконец, измученная, Вера отложила книгу, поцеловала сына, пожелала ему спокойной ночи и выключила свет.
Алек тут же расплакался.
Она снова включила свет.
– В чем дело, милый? Хочешь, чтобы я оставила свет?
Он молча смотрел на нее огромными испуганными глазами; левая сторона лица распухла и покраснела.
– Оставить свет? – повторила она. – Поговори со мной, милый. Пожалуйста, скажи что-нибудь.
Вдруг он что-то быстро прошептал.
– Что? Не слышу. – Вера склонилась к сынишке.
– Пожалуйста, не пускай сюда папу! Не разрешай ему снова меня бить.
– Больше он тебя не ударит, – сказала Вера. – Обещаю.
Она выключила свет, закрыла дверь и немного постояла в коридоре. Убедившись, что мальчик заснул, она спустилась вниз и отправилась искать мужа.
Росс сидел в своем кабинете перед компьютером. Пиджак наброшен на спинку кресла, в пепельнице дымит сигара. По лицу текут слезы.
Вера закрыла за собой дверь и встала на пороге, скрестив руки на груди, пытаясь унять бушующий внутри вулкан.
– Ах ты, сволочь! – выговорила она. – Как ты посмел?
Ответа не последовало.
Уже не в силах сдерживаться, Вера закричала: