Прыжок в неизвестное
Шрифт:
Этелька повернулась к нему спиной.
С треском опустились кулаки Станислава Дембы на доску стола. Что-то задребезжало, как будто разбилось большое зеркальное стекло. Практикант, задремавший в углу, вскочил и протер себе глаза. Клара Постельберг и Этелька Шпрингер обернулись и увидели Дембу, тяжело дышавшего, прислонившегося к письменному столу. Он был, по-видимому, сам испуган своей неожиданной яростью. Руки его опять исчезли под светлым пальто.
– С ума вы сошли, Стани?
– крикнула Этелька Шпрингер.
–
Но чернильница стояла невредимой на столе. Только немного чернил разбрызгалось, образовав два островка на металлической плите письменного стола.
– Но ведь какую-то вещь вы разбили. Стакан или что-нибудь другое. Я слышала ясно, как зазвенели осколки! Этелька Шпрингер тщетно искала осколки на полу.
– Что делает Соня?
– спросил Станислав Демба, на этот раз очень спокойно.
– Вот она. Спросите ее сами, - ответила Этелька и показала на Соню Гартман, которая в этот миг вошла в комнату, привлеченная шумом.
Приход Станислава Дембы не был для Сони неожиданностью. Раз он узнал о ее отъезде, - непонятно, кто мог ему это рассказать, - то нельзя было сомневаться, что он придет и попытается удержать Соню. Объяснение, которое предстояло ей теперь, было неотвратимо. Оно принадлежало к числу тех маленьких неприятностей, с которыми нужно было Соне разделаться, прежде чем отправиться в путешествие. Оно было связано с этим путешествием так же, как скучное укладывание вещей, как тягостный разговор с патроном, как уклонение от назойливых расспросов ее хозяев. Соня жила у чужих людей, которые брали с нее высокую плату за скудно обставленную комнату и более чем скромную еду и вдобавок считали себя вправе наблюдать за ее поведением.
Все эти неприятности были благополучно преодолены, и теперь нужно было еще только дать состояться этому последнему разговору со Станиславом Дембой.
Соня была к этому готова.
– Это ты?
– спросила она и придала лицу выражение боязливого смущения, - Я ведь просила тебя не приходить ко мне в контору. Ты знаешь, патрон...
Тон досады в ее голосе произвел надлежащее действие. Станислав Демба растерялся и уже в начале объяснения оказался в положении обороняющегося.
– Прости, пожалуйста, что я помешал тебе здесь,-сказал он.
– Но мне нужно с тобою поговорить.
– Неужели это необходимо?
– спросила она, сделав самую равнодушную гримасу, на какую была способна.
– Да.
– Если это необходимо, то садись, пожалуйста. Демба сел.
– Ну, я слушаю, - сказала Соня. Демба некоторое время молчал.
– Может быть, лучше было бы все же с глазу на глаз...
– Пойдем, Клер, - сказала Этелька Шпрингер.
– Мы не будем мешать.
– Нет, нет, оставайтесь. Пожалуйста, оставайтесь. То, о чем господин Демба и я должны говорить друг с другом, может слышать всякий, - быстро сказала Соня.
Она радовалась возможности
– Нет, - сказала она, - нам лучше оставить вас наедине. Пойдем, Клер!
– Enfin seuls6, - не удержалась от замечания Клара Постельберг, когда вслед за Этелькою Шпрингер вышла из комнаты.
Практикант остался в своем углу, возле копировального пресса. По-немецки он понимал только несколько слов - он только тремя неделями раньше приехал в Вену из своего чешского гнезда, - так что с его стороны не приходилось опасаться нескромности.
К тому же он заснул.
– Ну?
– сказала Соня, когда они остались одни. Демба встал.
– Где была ты сегодня ночью?
– Какое тебе дело?
– гневно набросилась на него Соня, - Впрочем, я была у своей тетки, она хворает и не хотела ночью оставаться одна.
– Где живет твоя тетка? На Лихтенштейнской улице, что ли?
Соня покраснела.
– Нет. На Мариахильф. Отчего ты упомянул Лихтенштейнскую?
– Она мне случайно пришла на ум. Впрочем, едва ли тетка твоя очень тяжело больна, иначе бы ты не собиралась в путешествие с Вайнером.
– Так вот о чем речь?
– Да, именно об этом.
– Прости, пожалуйста, что я забыла попросить у тебя позволения, сказала насмешливо Соня.
– Ты не поедешь!
– крикнул Демба.
– Нет, поеду! Завтра в девять утра.
– Я этого не желаю!
– закричал в ярости Демба.
– А я желаю, - сказала Соня все так же спокойно.
– Надеюсь, ты понимаешь, что тогда между нами все будет кончено.
– А ты, надеюсь, понимаешь, что для меня все кончено между нами вот уже четверть года.
– Вот как?
– сказал Демба.
– Ладно! В таком случае все ясно. Только одно должен я тебе еще сказать: что ты мне поклялась никогда не любить никого, кроме меня.
Демба очень рассчитывал на это напоминание. Но Соня рассмеялась.
– В самом деле?
– спросила она.
– Да, - ответил Демба.
– Прошлою осенью. В тростниковой хижине. Мы после ужина пошли в парк, и тогда...
– Не обещала ли я тебе, кроме того, что никогда не буду голодна? Такое обещание мне было бы так же легко сдержать. Я, право же, не думала, что ты такой ребенок, Стани.
– Может быть, ты это отрицаешь?
– Нет, - сказала Соня.
– Но тогда я была почти девочкой, с которой ты мог делать, что хотел. А теперь я мыслящий человек. Это очень просто.
– Она пожала плечами, - Теперь все изменилось.
Демба, считавший, что напоминание о вечере в тростниковой хижине послужит ему верным средством переубедить Соню, пришел в замешательство. К ее возражению, что "теперь все изменилось", он не был подготовлен. Он взглянул раздраженно на часы и топнул ногою.