Прыжок в прошлое
Шрифт:
– Неужели это Ставр такой ненормальный? ведь на него воевода в первую очередь теперь думать будет. Да нет, похоже, это кто-то другой. Но кто?
Видимо кто-то все-таки узнал о переговорах воеводы с Хворостининым и почему-то хочет убрать меня из-за этого. Но зачем? Ведь я собой ничего не представляю, ноль на палочке. Так ничего и не придумав я пошел смотреть Лизу. Девочка по-прежнему лежала к кровати, лицо ее было слегка припухшим, а нос казался картофелиной, на которую с тревогой смотрела ее мать. Я успокоил женщину и сказал, что отек скоро начнет проходить. Признаков инфекции
Со слов толпившихся на улице зевак, в Торжок уже выехал гонец со срочным донесением, и на завтра ожидалось прибытие стрельцов, а сейчас местное ополчение готовилось к завтрашнему выступлению вместе с ними, потому, что короткий зимний день уже клонился к закату. Вечер в постоялом дворе был грустный, новых постояльцев не было только двое легко раненых возчика, набрались сил, чтобы посидеть за столом вместе со спасшим их купцом, мы с Антохой также тихонько поужинали и ушли спать. Антоха, как всегда обнюхал все щели, закрыл двери на крюк и припер ее чурбаком, на мою ухмылку он ответил:
– Береженого, бог бережет.
На следующий день мы проснулись рано, сна не было ни в одном глазу, да еще блохи совсем распоясались от тепла и кусали все злобнее. После легкого завтрака я посмотрел девочку, отек на лице спадал, все было хорошо и швы через пару дней можно было спокойно снять. Радостная мать не знала, что мне предложить и куда усадить.
Когда совсем рассвело, со стороны Торжка послышался конский топот и в деревню, на рысях влетело человек сорок конных воинов, к моему удивлению возглавлял их сам воевода. Он спешился и подошел ко мне:
– Вот, не успели расстаться, как снова свиделись, – неудачно пошутил я.
Воевода улыбнулся одними губами:
– Да уж лучше по таким поводам не встречаться, Ну где там ваш купец, который видоком был, будите его с нами пойдет. Но в доме заголосили и с воплем:
– Ой, убили, ой, убили, – из дома выскочила простоволосая женщина.
– Ну, кого там опять убили, – пробурчал воевода и звеня доспехами тяжело пошел в дом, Когда я через его плечо заглянул в комнату, то увидел что на кроватях лежат мертвые возчики с перерезанным горлом а у купца в груди торчит рукоятка ножа.
Воевода обернулся и тяжелым взглядом, от которого мне стало не по себе, обвел окружающих:
Хозяин постоялого двора рухнул на колени вместе с женой и закричал:
– Не вели казнить, не виноватые мы, ничего про это не ведали.
Воевода обернулся к сопровождающим:
– Всех кто здесь есть под замок. Охрану оставить, и если кто уйдет, шкуру спущу, а сейчас к побоищу едем. Я побежал седлать коня и на ходу рассказал Поликарпу Кузьмичу о словах купца. Воевода внезапно остановился:
– Вот оно как дело то двинулось, видать мои цедулки, кто-то перехватывал. Недосуг сейчас про это говорить, надо ехать, потом с тобой об этих делах побеседуем. Хорошо, что сам сегодня решил поехать косточки поразмять, вот тебе и поразмял.
Я вскочил в седло, и мы по, накатанной возами дороге, понеслись вперед.
Через полтора часа мы подъехали к месту засады. Если бы мы не были предупреждены, то ни за что бы не догадались,
Мы еще немного покрутились вокруг, пытаясь найти хоть что-нибудь, указывающее на нападавших, но тщетно. Разбили бердышами прорубь и попытались веревкой с крюком от багра подцепить трупы, но течение в реке было сильным и, по-видимому утопленников уже унесло ниже. Воевода отправил десять человек по следам обоза с наказом проверить по возможности его путь, а все остальные повернули назад. Ехали молча, все устали, замерзли, я также немного продрог и с нетерпением ждал возвращения на постоялый двор. В голове бродили всякие мысли, я вспомнил подозрительную троицу, сидевшую за столом, непонятную рану дочки хозяина и по пути рассказал это все воеводе. Тот на ходу покрутил длинный ус и сказал только:
– Приедем, будем разбираться.
Когда мы приехали, то все было тихо, все жильцы сидели под замком, но печи были протоплены охраной, которая уже подъедала запасы трактирщика. Слегка перекусив, воевода с завоеводчиком уселись в зале, выгнали оттуда всех присутствующих и по очереди стали опрашивать всех посаженных под замок.
Я же тем временем подошел к Лизке, которая все еще лежала в постели, но уже вполне пришла в себя и стреляла по сторонам боязливыми глазами, правая щека у нее, еще была неподвижной, но говорить она хоть и с трудом, но могла.
Я уселся напротив нее и сказал:
– Лизавета, я все знаю, что случилось, давай рассказывай всю правду?
Та, глядя на меня, зарделась, как маков цвет и, опустив глаза начала рассказывать.
– Вы же видели Данила Прохорович, напротив вас, сидели три мужика. Вот главный, они его Фрол называли, он на меня вообще не смотрел, а вот Яшка, который моложе, все на сеновал звал. А когда он монету серебряную показал, я и пошла с ним. А когда мы зашли в сенник он мне уд свой вонючий в рот запихал, я испугалась и укусила его, больно, он даже закричал. Так он нож свой выхватил и по лицу мне полоснул, и сказал, если хоть кому вякну, они всех убьют, вот я тятеньке и сказала, что о серп порезалась.
А как третьего звали, они при тебе говорили?
– Нет, не знаю я, не слышала, Данила Прохорович, а вы тятеньке моему не рассказывайте, а то он меня вожжами запорет, не расскажете ведь?
– Не расскажу, не расскажу, спи себе, – сказал я и ушел.
Разборки между тем шли полным ходом, был слышен рев Поликарпа Кузьмича, затем кого-то били, потом плач, женские крики, потихоньку все затихло, все были выпушены, а за столом остался сидеть воевода с о своим помощником Петром. На столе высилась корчага с медовухой, и они усиленно ею наливались. Перед ними стоял хозяин с огромным синяком под глазом и внимательно слушал, что ему говорили.