Прыжок ягуара
Шрифт:
– Дай мне фонарь, – обернулся он.
Голубоватый луч выхватывал из темноты дрова, груду щепок для растопки, деревянные грабли. В сарае пахло поленьями и углем. Роман задел ногой ведро и выругался. В дальнем углу что-то блеснуло, раздался шорох. Он заглянул за поленницу и услышал крик Глории:
– Берегись!
Сыщик инстинктивно отшатнулся, и в ту же секунду что-то просвистело у него над головой. Топор?! Он ударил наугад, – раз, второй. Нападающий выронил свое орудие и мешком осел на пол, усыпанный щепками.
Лавров
– Савельев?..
В углу за поленницей полулежал… отец Камиллы. Рядом валялся топор, которым он собирался размозжить Лаврову голову. Тот на всякий случай отбросил топор подальше.
Подбежала Глория и с недоумением уставилась на отставного капитана. Значит, это его страх и злость она чувствовала.
– А ты говорил, мыши…
– Как он очутился в закрытом снаружи сарае?
– Очевидно, кто-то его закрыл.
– Это папаша Камиллы, – сердито сообщил Лавров. – Он чуть не проломил мне башку топором! Какого черта?!
Глория, держа под мышкой футляр, присела на корточки перед моряком и похлопала его по небритым щекам. Савельев был одет в потертые джинсы и черную футболку. Его голова запрокинулась, из носа текла кровь. Лицо, шея и руки в синяках и ссадинах.
– Живой…
– Сейчас очухается. Зря я наручники с собой не взял, – с этими словами сыщик отложил фонарь и принялся снимать с капитана ремень. – Ничего, обойдемся.
Он крепко связал Савельеву руки и поднял глаза на Глорию.
– Считаешь, меня амулет спас? Этот орангутанг чудом промахнулся.
– Он моего крика испугался.
– Опять все лавры тебе? – усмехнулся Роман. – Ладно. Ты мне скажи, как он попал в сарай и кто его так отделал? Он весь в синяках.
– Ссадины успели подсохнуть…
Савельев пошевелился и застонал. Сквозь ресницы ему были видны двое людей с голубой кожей. Они о чем-то переговаривались. Один из них – женщина. Она наклонилась к нему и произнесла:
– Он пришел в себя.
– Савельев! – окликнул его мужчина. – Узнаешь меня?
– Жу… журналист?..
– Вижу, с головой у тебя порядок. Это хорошо.
Савельев сообразил, что кожа у этих двоих кажется голубой в свете фонаря. Он долго сидел в темноте, а потом, когда услышал чужие голоса, решил отдать свою жизнь подороже. Не вышло.
– Пришел… добить меня?
– С какой стати мне тебя добивать? – удивился журналист. – Ты что, белены объелся? Кидаешься на людей с топором!
– А где… он?
– Кто?
– Зверь…
– Ты что-то путаешь, – покачал головой журналист. – Никакого зверя нет. Зато ты чуть меня не укокошил!
– Я думал… он вернулся.
– Как ты тут очутился, Савельев? Приехал вступать в права наследства? Не рановато?
– Я поглядеть только… вещи
– А в сарай как попал?
– Не помню… без памяти был.
– Кто же тебе память отшиб?
– Зверь… Я его не за того принял…
– Хорош заливать! – вспылил журналист.
– Я подумал, он Камиллу убил… дочку мою. Думал, это ее хахаль…
– Каретников, что ли?
– Я дознался, что он с Камиллой роман крутил. Следователь обмолвился, еще кое-кто из сотрудников бара, где она работала. Шила-то в мешке не утаишь. Фото мужика я нашел в Интернете и сразу смекнул, в чем тут фишка. Мужик-то этот… женатый. Небось, поиграл с девчонкой, а когда она ему надоела, прикончил…
– Значит, Каретников явился сюда и застал тебя в доме?
– Вроде не было повода ему являться, – сказал капитан. – Он даже на похороны не пришел. А тут – глазам своим не верю! Хахаль дочкин стоит посреди комнаты и пялится на меня. Лицо перекошено, ноздри раздуваются. Я его не сразу признал…
Лавров вспомнил оторванную пуговицу, обнаруженную Глорией на полу в доме, и сообразил, что она – от рубашки Каретникова.
– И вы подрались?
– Видел бы ты его наглую рожу! – процедил Савельев. – У меня так руки и чесались зарядить ему в челюсть! Нас с Камиллой почти ничего не связывало, а все же она мне дочь. Жаль девчонку… могла бы жить да жить. Ты бы как поступил на моем месте?
Лавров чуть не брякнул, что Каретников ему самому глубоко неприятен, но девушку он не убивал.
Глория молча слушала, разглядывая бывшего капитана. Ссадины на его коже весьма походили на следы когтей.
– Не удержался я, ударил первым, – признался тот. – Только он увернулся, да как прыгнет… сцепились мы, покатились по полу. Давай он меня мутузить. Такой прыти я от него не ожидал. Защищался как мог, пока не отключился. Я ведь далеко не слабак, но у зверюги этого – дикая силища! Он весь как-то преобразился… оскалился, зарычал, слюной брызжет… у меня от страха аж горло свело. Будто не с человеком дерусь, а с хищником, у которого клыки и когти. Думал, мне кранты. Потом очнулся в темноте, все болит, вокруг дрова… ничего не пойму. Пока отлежался, до ума дошел, слышу – голоса. Я первым делом топор схватил. Благо он у меня под руками был, рядом валялся…
– Да, досталось тебе. Но это не повод на людей с топором кидаться.
– Откуда мне знать, кто вы? Может, тот зверюга кого с собой привел! И решили они со мной расправиться.
– Получается, Каретников тебя избил, бросил в сарай и запер?
– Что избил и запер, сам видишь. А насчет Каретникова я не уверен…
– Как это? – опешил Роман. – Ты же сам говорил, что признал в нем дочкиного хахаля!
– А теперь сомневаюсь. Не знаю, человек он или зверь. Ей-богу! Я в оборотней никогда не верил… но сейчас готов поверить хоть в черта.