Псевдоним для героя
Шрифт:
– Все, старый пердун, добегался, – промычал негодяй, – сейчас я выпущу кишки тебе, потом кончу ее, а потом вернусь в город и изнасилую в особо извращенной форме твою полоумную внучку, накатавшую на меня телегу в ментуру. Чтоб не было так обидно. Обещаю, ей понравится, и она попросит еще. аль, ты не увидишь этой живописной сцены…
Поглумившись минуту-другую, он улыбнулся, словно пьяный маньяк, и поднял кинжал. Бригадир сжал зубы. Как обидно! Как близка была победа! Увы, нет в мире справедливости. Прощай, Ксюша, и извини, что я не смог выполнить обещания…
Он
– Бригадир! Держи!
Враг обернулся на крик. Бригадир разжал веки. На тахте стояла Ангелина, сжимая в руках лопату, вырванную из спины второго бандита. Для подонка с кинжалом это было полной неожиданностью. Как эта сучка смогла развязаться?
– Держи! – еще раз крикнула Ангелина и по высокой дуге метнула оружие загнанному старику…
Это была великолепная картина. Воистину, нет границ человеческим возможностям! Что движет им, венцом творенья? Что движет им, когда, казалось бы, нет сил даже шевельнуться, когда пересохшие губы не складываются в последнее «прощай», когда мир вокруг рушится и распадается на молекулы, атомы… Когда… Нет, это не объяснить обычными законами физики или психологии, это не объяснить вообще…
Неукротимый дух вернулся в бренное тело и, слившись в последнем страстном порыве, в едином стремлении победить, заставил Бригадира взвиться вверх. По-кошачьи изогнувшись, землекоп поймал лопату и, падая, успел нанести разящий, смертельный удар, напрочь снесший врагу макушку черепа..,
…Он не знал, сколько времени прошло после этого. Минута, час?.. Когда он открыл глаза, Ангелина лежала на тахте без сознания, забрызганная кровью и мозгами. Бандит сидел возле печи на полу, уронив половину своей головы на грудь, заливаемую потоком пузырящейся крови. Его правая рука по-прежнему намертво сжимала кинжал. Бригадир шевельнулся, дополз до покойника, закрыл ему глаза, разжал сведенные агонией пальцы и извлек оружие. Затем, бережно положив лопату на колени, сделал на древке три последних зарубки…
Он поднял усталый взор и увидел полоску солнечного света, пробившуюся сквозь пыльное окно. По его изможденным, впалым щекам потекли слезы…
– Нам, кажется, стрелку забили. Вернее, тебе, – Шурик положил трубку и с сочувствием посмотрел на страдальца Генку.
– Какую еще стрелку? – авторитет поставил на стол рюмку и занюхал водку рукавом карденовского пиджака, по привычке натертого чесноком.
– Стрелка – это обряд такой у братвы. Впрочем, уже не только у братвы… Встречаются люди и интеллигентно беседуют. В тихом, уютном уголке, без свидетелей.
– Что такое стрелка, я и без тебя знаю, – обиделся Генка, – не в Африке живу. Кто забил-то?
– Крендель. Смотрящий за городом. В пятницу, возле старого моста.
– Зачем?
– Какое-то у него деловое предложение. Генка плеснул водки и аккуратно, не дотрагиваясь рюмкой до распухших губ, ввел водку в ослабленный организм.
– Совсем без зубов-то не останусь?
– Не останешься. По их обычаям, на стрелках зубы не выбивают, только за жизнь общаются. Анекдоты
– И чего делать?
– Встречаться. Думаю, у них мирные намерения. Скорей всего, хотят просто познакомиться.
Генка опять лег на тахту и запричитал:
– Ой-ой-ой… Познакомиться. Этот Лакшин тоже познакомиться хотел. А потом по сопатке ногой. Может, не ехать, Сашок? Боязно мне что-то.
– Они тебя еще сильнее боятся, Ген. Иначе б не звонили. А чтоб и дальше боялись, придется съездить. Иначе грош цена твоему авторитету.
– Еще одну статейку напишешь.
– Всего должно быть в меру. Живое дело никакие статейки не заменят. Да тебе и говорить-то там ничего не надо. Пусть они говорят, а ты щеки надувай, дескать, не интересны вы мне, шелуха от семечек.
– Ох! – продолжал вздыхать Генка.
– Хуже будет, если они поймут, что ты, мягко говоря, самопал. Вот тогда тебе точно «зе енд». И мне заодно.
Шурик опустил глаза на сломанную руку. Завтра снимут гипс. Еще неизвестно, как там все срослось. Говорят, если срастется не правильно, надо ломать по новой. Прекрасные, наверно, ощущения. Но все же это лучше, чем инструмент хирурга Челюсти.
– Надо съездить, – решительно заявил Шурик, – не бойся, я подстрахую. Из пулемета. Черт, машину у тебя отобрали… А на автобусах авторитеты не ездят. Даже на такси. По крайней мере, на стрелки.
– Ой, боязно что-то, – продолжал гундосить Генка.
– А в кабаках с бабами плясать тебе не боязно? Не дрейфь! Ты – Бетон, крутой мужик!
– В пятницу, говоришь? Ладно, хрен с ними, сгоняю…
Бетон уткнулся в стену и захрапел. Шурик еще раз посмотрел на гипс, потом на авторитета… Обрез бы Генке… Но с холостыми…
– Тихомиров!
– Да, это я.
– Держите, – пожилая медсестра протянула конверт с рентгеновскими снимками.
– Там порядок?
– Это вам врач скажет, я только снимки делаю, – женщина скрылась за ширмой.
Шурик извлек снимок, посмотрел сквозь него на свет, ничего не понял и убрал фотографию своих костей обратно в конверт.
– Спасибо.
– Не за что, – донеслось из-за ширмы. Рентген пришлось делать в больнице, в поликлинике отключили электричество за неуплату. Теперь надо вернуться, показать снимок врачу. Гипс сняли утром, врач обнадежил, сказав, что на ощупь – порядок, но рентген не помешает. Позвонил в больницу, договорился, чтоб щелкнули.
По коридору прокатили тележку с пациентом. Рядом бежали врачи, колдуя на ходу, медсестра держала над головой капельницу.
– Мы теряем его! Пульс нитевидный! Мы теряем его!
– Давление падает!
– Нужен разряд!
– Какой разряд?! Спирт, спирт давай!
Процессия скрылась за поворотом коридора. Шурик постоял немного, глядя ей вслед, пожал плечами и повернулся в противоположную сторону, к выходу…
– Маша? Здрав…
Она попыталась сделать вид, что не заметила Шурика. Отвернула лицо в сторону наглядного пособия «Что мы знаем о проказе», висевшего на стене, и прошла мимо. Шурик схватил ее за руку.