Псевдовселенная Безумного Деда или терапевтические сказки для взрослых

Дед Безумный

– И кто такой этот Аким?

– Ты чего, это ж важная птица по ювелирке в нашем городе, – округлил глаза учитель. – Бриллиантовый король, хотя в статус короля, мне кажется, мой горький опыт Акима возводит. До Прохора ему расти и расти, тот – буквально хозяин. Сидит и всех от дворника до руководителя за ниточки дергает.

– И чем же ты ему по вкусу не пришелся?

– Я в баре выпивал… Хотя… Нет. Наверное, все же не с этого места начну, – учитель чуть подумал и зашел по новой. – Я дома вечером был, темнеть начало… Хотя и здесь не так понятно будет, в красках не раскроется. Я с самого начала начну лучше. – встрепенулся Михаил Палыч и подскочил с койки на ноги. Он искренне был счастлив собеседнику. Ему хотелось рассказать и услышать. Учитель не желал тратить ни минуты своей жизни, которая ценность представляла только для него самого.

– Ну давай! – озвучил я, в надежде скоротать время. – Только в два часа уложись, а то придет этот козел и оборвет твой рассказ.

– Ага, – кивнул Михаил Палыч. – Я молод был и встретил ее на танцах, в клубе «Ураган».

– Я знаю этот клуб.

– Да-да, он уже долго работает

и лет ему уже не счесть. Мы с другом там вступились за нее от приезжих. Я и друг мой – Алешка! – заулыбался учитель. – Он – как брат мне самый настоящий. Мы с малых лет вместе бок о бок, но он по военной линии пошел, а я учителем литературы стал. До сих пор дружим и крепче дружбы нашей нету совсем ничего, – вдруг Михаил Палыч пришел в себя. – Так вот. Полюбилась она мне сильно и сердце биться мое заставила с таким звоном! Красивая, рыженька и веснушки, платьице в цветочек и, главное, улыбка ее полная веселья. Как я любил ей ее дарить – эту улыбку. Я и кривлялся, и шутил, и фокусы ей показывал. А глаза… – восхитился он образом девушки и настолько искренне, что даже начал переминаться с ноги на ногу и сопровождать чувства жестами рук. Каждое слово подкреплялось эмоциями и, казалось, будто он не говорит, а проживает это вновь. – Глаза были огромные, голубые и чище их не было в свете. Я утонуть в них боялся, настолько они меня манили и настолько беззащитен перед нею я был, – вдруг Михаил Палыч пришел в себя. – Зажили мы с ней мужем и женой, а через время сын родился. Главное мне было, что в любви рожден и воспитан тоже во взаимоуважении, – учитель улыбнулся и на глазах навернулись слезы. Его нижняя губа начала легонько подрагивать. – Как по нему скучаю и жизни без него мне вовсе нету. Как боюсь его больше не увидеть никогда и самое больное мне, что так, видимо, и будет, – он умолк на пару секунд и, взяв себя, в руки продолжил. – И как-то жизнь была обеспечена. И жильем, и деньгами. Я хоть и учитель литературы, но в престижном лицее, и не удивлюсь, если окажется, что когда-то детям этих людоедов – Прохора с Акимом, пятерки ставил. Меня директор новый недолюбливал, но у меня заслуги, и я перед ним в полной безопасности себя всегда ощущал. Бывало, я на конференции ездил, квалификацию постоянно повышал и даже, дело было, подкастов несколько со мной записали, а его же это заедало, да так, что я не понимал, чего мне вообще делить-то с ним? – снова его улыбка сопровождалась искренним счастьем и тут же стала спадать, глаза тихонько гаснуть. – Жена от меня стала заметно отдаляться и годы в браке стали брать свое. Перестала мне гладить вещи, и ее еда для меня готовилась все хуже, пока она совсем не прекратила мне готовить пищу. Я понимал, что от былой любви не осталось ничего и даже уважение уже давным-давно утрачено. В какой-то момент жена зачастила к подругам сбегать. Накрасится, оденется и бежит от меня из дома, словом не обмолвившись. Алешка первый мне и сказал, что она от меня не из дому, а налево бегает. Я-то ведь ее любил и верить не хотел, ведь чище ее глаз мне во всем свете ничего и не было.

– Дай-ка угадаю, – вдруг перебил я рассказчика. – Он в итоге на нее и влез, да?

– Нет, ты что? – вдруг, как заведенный начал Михаил Палыч. – Он никогда со мной так не поступит. Он подполковник, но не штабной ряженый, а боевой офицер. Он не понаслышке знает, что такое честь. Мы ведь с малых лет с ним друзья лучшие, можно сказать, что на один горшок ходили, а если по зубам кому-то дать или получить, то тоже вместе. Он, наоборот, с заботой обо мне всегда.

– Ну ясно, – оборвал я его возмущения. – Так здесь-то как оказался?

– А, да, – вернулся он к теме. – Вечерело уже и жены дома не было, а сын тоже куда-то запропастился. Взрослый, уже в институте учится, да и мало ли какие у него дела молодые и с кем? Мне звонит директор лицея нашего и говорит: «Приезжай, значит, ко мне скорей! Ты мне нужен очень». Я, конечно, никогда не подлизывался, но просто раз он меня о помощи просит, хотя со мной не ладит, то, скорее всего, все очень серьезно. Я, правда, из человеческих качеств своих сорвался, я человек порядочный и помогать привык, даже самым невыносимым. В такси до него, после на этаж поднялся и в дверь позвонил. Он открывает не в себе, подвыпивший и лыбится. Полуголый, в одних трусах, да крупный такой. – Михаил Палыч очертил жестами в воздухе размеры бугая. – Я разулся в коридоре и, не снимая пальто, прошел в зал, а там сидит моя супруга в кресле. На ней из одежды ничего, на меня глядит глазами, преисполненными грязи, и улыбается сучьим оскалом. У меня кровь вскипела, дыхание ускорилось и рассудок от меня сбежать пытался. Такое унижение претерпеть было почти невозможно. Я захотел уйти, развернулся и попытался сделать шаг вон из комнаты, а предо мной директор встал и рукой слегка толкнул. После чего и говорит: «Куда спешишь? Ты не хочешь у своей жены спросить: как у нее дела?» И тут смех этой гарпии из-за моей спины! – учитель прикрыл лицо руками. Затем опустил их и с силой сжал в кулаки. Его лицо перекосила злоба. Глаза наполнились пустотой и желанием мести. – Я руку засунул в карман и с такой силой сжал связку ключей, что они, просочившись сквозь пальцы, высвободились и остались так торчать. Я видел его ухмылку и вдруг моё «я», оно исчезло совсем. Вместо меня явился некто другой безжалостный и на все готовый. Я много лет не дрался, но тогда точно знал, что нужно делать. Я так много раз соперника ударил, что, когда он остался лежать на полу все его лицо и руки оказались изрезаны ключами. Крови было очень много. Капли ее попали мне на губы, и я облизнул их языком. Ах, этот вкус! – на секунду замер в пересказе учитель. – Я в жизни ничего вкуснее не пробовал. Ничего вкуснее крови своего врага и не придумать, – его лицо наполнилось каким-то приятным наслаждением. – После я обернулся на неверную, да и сказал, что она хотела меня унизить. Сделал шаг

в ее сторону, а эта девка ноги поджала и руками голову стала прикрывать. Сидит сука рыжая, гримаса кривая, глаза страхом полные, а я и продолжил: «Ну, и кто теперь оказался ниже?» Плюнул в лицо опостылевшей. Развернулся после, да и прочь оттуда. И каждый раз, вспоминая даже этот фрагмент моей жизни, в меня возвращается, тот, другой я, который не я.

– С чего ты взял, что это не ты?

– Потому, что я изменился и стал совсем другой, – оправдывался учитель. – Я, правда, стал характером далек от себя в неугомонной юности. Даже, в той среде обитания и в тех условиях, в которых мы росли на улице, я больше жизни любил читать. А сегодня я уверен, что абсолютно счастлив в своей профессии. Не это ли самое важное в жизни каждого? Найти призвание свое и отдаться ему всецело.

– Люди не меняются, они собой становятся. А то, что она тебя в процессе брака терпилой воспитала, так это очевидно. То, что тебя в ту секунду проявило, то и есть ты настоящий.

– Ну, даже пускай так, – согласился учитель. – После я шел по улице и переворачивал мусорные урны. Я кричал просто и несвязно, в меня вселилось нечто ужасное. Дошел до ресторана «Beer for man» и вошел внутрь, чтоб залиться, будто это хоть кому-то помогало. На баре сидел и пил как не в себя. Сначала в одиночестве, после со мной в тот вечер незнакомый человек запил. Много угощал меня, потом сказал, что ему пора и удалился. Вдруг в ресторане крики начались и этот Аким ругань поднял. Пока этот ухарь куртизанке что-то про красивую жизнь рассказывал, его охранники сумку с деньгами проморгали. Я ведь пил, ни о чем не думая даже, а камеры глянули и увидели, что мой собутыльник и есть вор. Конечно, все в ту же секунду на меня кинулись. Что обиднее всего, так это когда меня эти сволочи тянули, никто ведь не вступился больше. Бармен только закричал, что бы не трогали, но это ничего не изменило и его угомонили. Увезли меня и опросили уже здесь, на этом чертовом заводе. Поняли, что я не в курсе. Правда, Аким принципиальный, Прохору позвонил да попросил меня приютить, пока все не отработаю. Я с охранником малость разговорился, тот мне и поведал детали. Ну, он не простой охранник, а начальник службы охраны завода. Его Толя звать, вроде громила, а начитанный, да и местами справедливый очень, но работа у него вот такая, – учитель поводил руками по комнате.

– Мне жаль, что так по-тупому, – ответил я. В самом деле, жаль его было. Не зная что сказать, я почесал темя и ощутил пальцами ворс своих коротко стриженных волос.

– Да, и мне жаль, – склонил он свою седую голову. – Все это водка поганая. Сколько людей погубила. Не пошел бы пить и здесь бы меня тоже не было. Никогда нельзя оказываться в тех местах и обстоятельствах, в которых тебе никто не поверит.

– А друг твой? Как думаешь, ищет тебя?

– Я думаю, искал вначале, – он поджал нижнюю губу и свел брови домиком. – Сейчас поди и вовсе уже прекратил. Не может же он вечно меня искать, но помнит точно. Я иногда во сне его вижу. Он каждый раз спрашивает: куда я подевался? Он настоящий друг, понимаешь? Таким не каждый похвалиться может, а тут сам же видишь, – он обвел руками серую коробку. – Да и больше года я здесь уже. Время, оно ведь адаптирует к новым условиям и событиям.

– Значит, я тоже не каждый, – произнес я и упершись затылком в стену и застрял на пару секунд своим взглядом в узоре сетки верхнего яруса кровати. – Мне интересно, как скоро меня Свят искать начнет.

– Свят – это Святослав?

– Да.

– Ну, надо же как созвучно, – удивленно произнес учитель. – Святослав и Ярослав.

– Да, почти, как Мишка и Лешка, – улыбнулся я. Михаил Палыч тоже улыбнулся. Я же после недолгой паузы вернулся к теме. – Мы с ним с младших классов вместе. Тренировались на одной секции по смешанным единоборствам. Он одногодка мой, а рост два метра. Крепкий и очень надежный человек. Правда, я однажды его чуть не застрелил.

– Из-за чего?

– Из-за одной неприличной девушки, – выдавил я, слегка оскалив клыки. – Я только из армии вернулся и устроился в бар трудиться. Не то, чтобы была потребность в деньгах великая, просто характер горячий и много внимания к себе привлекал ненужного. Вот, я там для галочки и бывал, там же и с ней познакомился. Немного времени прошло, встречаться стали. И тут она с моими друзьями затусила и со Святом в том числе. У меня к ним доверие серьезное и против ничего не имел. Мне Свят пишет, что они из клуба к Григору поедут. Это еще один наш друг – он армянин, но свой – обрусевший. Я отписался, что подтянусь после смены. И мне в моменте осталось минут двадцать до конца смены, как вдруг заходит она. По лицу каким-то типа лезвием чиркнули. Ну, не порез, а как типа царапина, но такая… Глубокая. В ссадинах вся, губы разбиты и колготки порваны. Естественно, я рассвирепел. Кто? – спрашиваю ее. Она говорит, что Свят приставал, а она отказалась. У меня прибамбасы падают. Я на алкогольный склад за пушкой. Там, знаешь, хранить безопаснее. Дома обыск может быть. В-общем, она такая, типа не поеду и боюсь. Я, говорит, лучше домой поеду. Я ее домой увез, а сам к Григору пулей. С такой скоростью, как будто не мстить, а прямиком в Валгаллу. Приехал и возле подъезда увидел Свята. Выскочил я из тачки и пушку на него навел. Он стоит молча и в глаза мне смотрит, а рядом его любимая, Лиза, и вид у нее тоже потрепанный. Свят оттолкнул ее от себя.

– Ты чего? – не поняла девочка.

– Вали отсюда! – крикнул Свят.

Только в эту секунду Лиза увидела пистолет у меня в руке. Я весь кипел и готов был стрелять.

– Тебе своей мало? – спросил я его.

– Стреляй, братик! – вдруг сказал мне Святослав.

– Это я ее избила! – влезла Лиза и встала перед дулом моего ТТ. – Хочешь расквитаться – стреляй в меня. Она сама к нему лезла. Он ее оттолкнул, а я ее избила. Лицо ей чиркнула тоже я. Вот этим лезвием, – она вынула из клатча острозаточенный складишок. – И где увижу, там ее на куски разрежу!