Псих Книга 1
Шрифт:
Первый нож воткнулся между ног парня на уровне коленей, Максимилиан не дернулся, но побледнел.
— Оболенский, бросай по бокам, а не по центру, — он, вероятно, предвидел следующий мой бросок, который планировал воткнуть чуть повыше. Сейчас его яйца скукожились до размера орехов. Не стал нагнетать напряжение, но вместо того, чтобы кинуть нож справа от парня, воткнул его слева, рядом с бедром, кидал не раздумывая. Вожак громко сглотнул, не успев спрогнозировать этот шаг. А что он хотел, в бою часто решение меняется за секунды. На дар полагаться нельзя, лишь на рефлексы. И это хотел ему донести.
Следующий
— Ты что творишь, Оболенский, надо сначала думать, куда хочешь бросить, а не метать просто так, — сейчас Максимилиан понял, что не контролирует ситуацию, но на глазах у ребят дать заднюю не посмел. Я же продолжил играться с сокурсником, втыкая ножи все выше, не думая наперед, куда полетит. Это одновременно злило и пугало Трубецкого. Зажмурив глаза, скрипнул зубами, когда нож воткнулся рядом с его головой. Все десять торчали в фанере на расстоянии несколько сантиметров от тела. Белый, как мел, Вожак покинул зону мишени. Ребята зааплодировали мне, как клоуну на манеже. Пришлось поклониться, окончив свое представление, и широко улыбнуться.
— Теперь поменяемся, я буду бросать, а ты стоять смирно, — вот это было плохим решением, руки у парня мелко дрожали. Но и отказываться все же не стал, понадеявшись на его дар. Занял место мишени, предварительно собрав торчащие ножи. Глаза закрывать не стал, решив реагировать, если нож полетит не туда, куда надо. Своим здоровьем рисковать не хотел.
Трубецкой тоже неплохо метал ножи. Не так, как я, но лучше многих остальных. Поэтому стоял и не дергался, видя, как он сам больше меня переживает. Он не хотел облажаться перед всеми, поэтому перепроверял даром место, куда попадет, чтоб не поранить меня. Это было прекрасно видно, вот только азарта за этим уже не было. Когда броски стали проходить на уровне туловища, за его спиной неожиданно раздался голос.
— Какого черта ты творишь, Трубецкой? — в этот момент рука парня дрогнула, и нож сорвался, летя в мою грудь. Я успел среагировать, смещая тело с его траектории, но увернуться полностью не успел. Нож вошел в руку. Теперь я заскрипел зубами от боли. Повисла гробовая тишина, все уставились на кровь, капающую на землю. Я выдернул нож и зажал рану рукой.
— Я не специально, — попытался оправдаться Трубецкой.
— Урок закончен. Оболенский срочно к врачу, а ты, — он остановил взгляд, не предвещающий ничего хорошего, на Максимилиане, — останешься и объяснишь, чем вы тут сейчас занимались.
Не стал ждать. Быстрым шагом пошел в целительский корпус, надеясь, что там будет нормальный врач, а не та бесцеремонная рыжая. Помню, что дал ей обещание, больше сюда ни ногой, но не прошло и дня, пришлось нарушить.
Мои ожидания оправдались. Взрослая женщина встретила меня в мед. корпусе и начала обрабатывать рану. Сразу отметил, что целительница недавно плакала, возможно, перед самым моим приходом.
— Что-то у вас случилось? Может чем-то смогу помочь? — как истинный джентльмен предложил поддержку. — И куда подевался ваш рыжий ассистент? — не то чтобы мне было интересно ее отсутствие, просто не хотел пересечься.
— А когда ты видел последний раз Клавдию? — она с надеждой на меня посмотрела.
«Что значит
— Вчера, когда зашел с несварением желудка, она меня осмотрела, — как бы ни хотелось говорить об этой встрече, но не сказать не мог, кажется, дело серьезное.
— Во сколько это было? Я отъезжала по делам до обеда, а когда вернулась, Клавдии уже здесь не было, — сейчас из глаз женщины брызнули слезы, а мне стало немного ссыкотно, ведь получается, я видел ее последним.
— После первой пары японского мне стало плохо, вот и зашел на обследование. Потом сразу же отправился на тренировку, — умолчал о нашем разговоре.
— Она не говорила, что хочет отлучиться? Ее со вчерашнего дня нигде не могут найти. Вероятно, ты последний, кто ее видел… — целительница, вероятно, хотела добавить живой, но не стала этого делать раньше времени. Теперь стало понятно, почему начальник вызвал с урока даже Петровича. Они обсуждали странный прецедент, связанный с пропажей Клавдии.
— Нет, девушка меня осмотрела, но ничего о своих планах не говорила, да и не знакомы мы с ней. А какие есть предположения, куда она могла уйти? — несмотря на свою неприязнь, хотелось, чтобы Клавдия поскорее нашлась.
— За ворота она не выходила, да и на территории замечена не была, словно исчезла бесследно прямо отсюда, — целительница с трудом сдерживала слезы. Я ее понимал. Это могло лишь означать, что зона отчуждения ее забрала. Вот только какого лешего она тут взялась? Хотя для того, чтобы утверждать, нужно провести расследование. Почему-то ощутил себя виноватым, мы не очень хорошо расстались. Для начала решил прочесать учебную территорию, раз за ворота рыжая не выходила. Может, чем-то таким занята, забив на всё, в силу скверного характера. Правда верилось в такое с трудом, целители все же ответственные люди. Вышел из корпуса с ноющей от пореза рукой и скверным предчувствием беды. Начать поиски решил с женского корпуса.
Чтобы не палиться, тактично стучал в дверь и просил обезболивающее, не став скрывать на руке повязку. Кто-то меня посылал к целителям, кто-то давал лекарство, а кто-то приглашал на чай с конфетками. Я отказывался, но проверял, нет ли тут этой рыжей заразы. Знакомый номер Лопухиной обошел стороной, молясь с ней не встретиться ненароком. Вот только сверху меня не услышали.
— Оболенский и кого ты тут ищешь, не меня ли случайно? — как бесплотный дух, девушка возникла за спиной, аж вздрогнул от неожиданности.
— Вот, прошу обезболивающее, ноет рука, — почти не соврал, стараясь ее обойти по стеночке.
— Так что ты сразу ко мне не обратился, у меня оно есть, — Верка, словно клещ, вцепилась в мою здоровую руку и потащила к знакомой двери. Уже подумал применить прием самообороны, дабы выбраться из цепкого захвата, но она на мгновение выпустила руку, чтобы открыть ключом дверь. — Проходи, не стесняйся, — бочком впихнула меня в комнату. Честно не знал, что делать, но бежать было поздно. Не съест же меня, в самом деле? В детстве часто казалось, что блудливые мачехи, проникающие по ночам в мою комнату, хотели меня сожрать. Хищный блеск глаз и язык, облизывающий влажные губы, до сих пор иногда чудятся, отчего просыпаюсь во сне. Потом уже догадался, чего хотели от меня женщины, но пунктик остался.