Психическая атака из будущего. За Колчака и Каппеля!
Шрифт:
— Мне тоже докладывали контрразведчики о двурушничестве министра внутренних дел, — резким движением Арчегов затушил окурок. Ну что ж — раз время подошло, то решать проблему нужно со всей беспощадностью, благо не он этот разговор начал.
— Кроме того, уважаемый Петр Васильевич, наблюдение за Яковлевым показало, что этот господин действительно ищет контакты с большевиками. Тут ваши предположения верны. Но…
— Вы что-то хотели еще сказать?
— Тут дело такое. Контрразведка вскрыла эсеровскую группу в бывшем отряде осназа, который, как вы знаете, находился под
— Вы думаете, там возможен мятеж? Создан заговор? Жандармы мне не докладывали. Но я не удивлюсь, если такое произойдет. — Вологодский сжал губы в ниточку, глаза гневно блеснули.
— Там совсем другое, Петр Васильевич, — Арчегов наклонился над столом. — Против Яковлева замышляется теракт, за измену делу партии эсеров и революции. Нити ведут к бывшим членам Политцентра!
— И что вы намерены делать, Константин Иванович? Может, нам лучше передать все это в ГПУ? — Вологодский спросил несколько напряженным голосом, и Арчегов понял, что этот старый политик уже сообразил, куда клонит командующий армией.
— Не думаю, Петр Васильевич! Заговорщики орудуют в армии, а потому ими заниматься должна контрразведка. Жандармы занимаются всем другим подпольем, раз мы приняли такое решение. Но если вы мне приказываете, я немедленно распоряжусь, чтобы капитан Черепанов передал дело в ГПУ.
— Нет, нет, — Вологодский притворно замахал руками. — Раз мы распределили для наших спецслужб разные направления, так пусть они занимаются своими делами. Тем более аппарат ГПУ только создается фактически на голом месте и к тому же особым департаментом в МВД. Хотя я его лично курирую, но и Яковлев имеет определенные возможности. Лучше пусть занимается военная контрразведка, тем более это дело напрямую касается армии.
— Хорошо, Петр Васильевич, — покладисто согласился Арчегов, внутренне улыбаясь — именно этого он и добивался. Тем более контрразведчики подчинялись только ему, а не военному министру Сычеву, а это давало самые широкие возможности для претворения в жизнь задуманного.
— Я только хочу спросить — когда эсеры планируют провести теракт? И кто, кроме Яковлева, является их целью?
— На днях. Группа боевиков небольшая, а потому акт будет единичный. Но, возможно, следующими их жертвами можем стать мы с вами…
— Даже так?! Все не уймутся! Надо их немедленно арестовать!
— Зачем? Пусть нарыв вызреет, и мы его разом вскроем и вычистим все подполье. За теракт против главы МВД можно запретить партию эсеров — тут общество встанет на нашу сторону.
— Это было бы кстати, — Вологодский бросил быстрый взгляд, и Арчегов его правильно понял.
— Мы возьмем их на месте, и постараемся не допустить вреда министру. Да и сам Яковлев, надеюсь, сделает нужные выводы из неудачного покушения на его особу.
— Вряд ли, Константин Иванович. Он как тот горбатый. Ну да ладно…
Вологодский устало смежил веки, а Арчегов мысленно ухмыльнулся — раз горбатого только могила исправит, так и будет сделано, ведь негласное разрешение премьер-министра получено.
— Не стоит благодарностей! Я только выполнял приказ генерала Сыровы о немедленной помощи вашим казакам, если городу будет грозить опасность захвата красными партизанами.
Начальник 3-й дивизии чехословацкого легиона полковник Прхала небрежно взмахнул рукой, останавливая Бычкова. Казачий полковник был рад — удержались чудом и выиграли пару дней, а то и больше. Сейчас партизаны оставят Канск в полном покое, и штурмов можно не опасаться. Теперь, когда чехи вышли из состояния безучастной апатии, лезть на пушки бронепоезда и пулеметы ни одна отпетая лесная головушка не будет.
Тасеевцам нужно время, чтобы «зализывать кровь на ранах» да горестно посокрушаться над понесенными потерями. Весьма значительными, если взять по местным меркам. Почти сотня трупов и вдвое больше раненых осталось лежать на окровавленном, изрытом снарядами, снегу.
— Мы оставляем в Канске десять своих эшелонов с имуществом корпуса. Это согласовано нашим командованием с вашим правительством. Поверьте мне на слово, расшифровку сообщения я покажу вам в вагоне. Вы, господин полковник, должны все принять, составить надлежащую опись, определить с нашими интендантами ценность золотом, опечатать вагоны и выставить свою охрану. Первый путь мы освободили далеко за Тайшет, до Нижнеудинска нам совсем немного осталось. Еще пять дней, и ваши войска подойдут сюда и возьмут оставленные нами грузы.
Бычков на минуту задумался — так вот оно что происходит. Чехи просто и вульгарно продают нам захваченное у нас же добро. Понимают, что им все не вывезти, вагоны отберут с паровозами. Потому набиваются в теплушки, как селедки в банки, и один путь на железной дороге освобождают, чтоб сибирские части на Красноярск пропустить.
— По соглашению мы обязаны безвозмездно передать вашему командованию все вооружение, снаряжение, боеприпасы. А также излишки обмундирования, провианта и фуража. Это мы делаем в Иркутске, но я могу передать вам сейчас четыре орудия, два полевых и два горных, к ним тысяча шестьсот снарядов, полмиллиона патронов, два десятка пулеметов. Еще три сотни комплектов обмундирования и медикаменты. А также один вполне пригодный бронеавтомобиль, два почти новых автомобиля, аэроплан «Сопвич». Все с запчастями, инструментом и десяток бочек бензина.
— Я думаю, так будет лучше. — У Михаила Федоровича от радости сперло дыхание, и он еле вытолкал слова из горла. Душе захотелось воспарить от счастья в голубое прозрачное небо.
Теперь красным не видать Канска, как своих собственных ушей — «патронного голода» в его гарнизоне больше не будет, а для переданных орудий и пулеметов, дай бог, если хватит подготовленных людей для укомплектования хотя бы четверти расчетов.
— Надеюсь, что ваши офицеры произведут справедливую оценку грузов, ведь многие вещи новые, почти не бывшие в употреблении. А ведь это, согласитесь, несколько большая цена.