Психический диагноз – это не приговор. С Богом по любви

Существует мнение, что каждый человек может написать книгу. И эта книга будет о нем.

Я считаю, что у каждого человека несколько граней, у некоторых их даже много. Исходя из этого, смотря какую ипостась человек хочет раскрыть, столько книг он может и написать.

Честно говоря, я уже лет семь пытаюсь написать книгу, но это единственное дело в моей жизни (по крайнее мере я не могу припомнить другие такие дела), к которому я подхожу с таким трепетом и от которого так убегаю.

Итак,

начнем?

В данном изложении, мне очень хочется подбодрить читателя, у которого был поставлен страшный диагноз или у его родственника. У меня, например, диагноз шизоаффективное расстройство, и я хочу поделиться своим путем жизни с этой болезнью. В рамках этого действа я и буду писать свою первую книгу))

Забегу вперед и расскажу, какую жизнь я веду прямо сейчас, у меня семья в лице мужа и сына. Я работаю аналитиком в айти компании. Занимаюсь споротом, сексом и у меня есть хобби. Если я сама не скажу кому-то что у меня диагноз, то человеку это само в голову не взбредет. Даже опытному психологу.

Как я дошла до этого?

А вот теперь самое интересное!

1995 год, лето. Мне 6,5 лет. Я стою на выходе из вагона вместе с мамой, к нам уже подошли вокзальный милиционер, начальник поезда и начальник вокзала. Не помню название города, но точно помню все события этой истории. Предполагаю, что это был город Макат (Казахстан), но в рамках этой главы это не столь важно. Так вот, вся толпа оппонентов пытается уговорить мою маму покинуть поезд. Она, в свою очередь, наотрез отказывается и утверждает, что вокзал сделан из папье-маше, а надпись на вокзале – не настоящая, и всё вокруг – просто розыгрыш.

Хм, вся делегация поезда и вокзала предположила, что у нас нет денег и негде переночевать, и что она таким образом выбивает мне и себе койко-место. Это была конечная станция, и поезд должен был отправиться на стоянку.

«Мамочка, пожалуйста, это действительно Макат, давай выйдем», – взмолилась я.

«Если вы не покинете поезд, мы насильно вас выведем. Вы действительно хотите, чтобы ваш ребенок это видел?» – продолжал милиционер своим твердым и уверенным голосом.

То ли голос милиционера был настолько жестким, то ли мама наконец-то вспомнила, что я существую, то ли в тот момент в голове мамы что-то перещелкнуло, но она взяла меня и чемоданы и покинула поезд.

Самое отвратительное было то, что денег на билет до Оренбурга не было… совсем не было… прям ни копейки, ни рубля. Зато у мамы были золотые кольца и серьги, а у меня был план. И этот план заключался в обмене всего золота на билеты до Оренбурга, а уже там, дома, мы разберемся с финансами.

К счастью, работнику кассы понравился мой план, и мы добрались до родного городка.

Это был первый эпизод с моей мамой. Как ни странно, но никто из её окружения в Красноводске (ныне Туркменбаши) не понял, что она сходит с ума. Никто из работников вокзала не предполагал

такого. И, конечно же, я, будучи такой маленькой, тем более не могла предположить наличие расстройства у мамы.

Позже я научусь распознавать её состояния, дни, когда будет "штормить", и как стоит их пережить. Но когда случится мой первый эпизод, в мои 17 лет, снова никому из близких не придет в голову, что я больна. А уж тем более не мне самой.

Итак, когда вы или ваш близкий заболеет впервые, скорее всего, вы это не поймете!

В свои 6,5 лет я перенесла страшный стресс. У меня нет цели загружать читателей тяжестью ситуаций по дороге домой и тем, с каким адом я столкнулась дома. Но хочется рассказать, что по приезде домой мне захотелось креститься. Благо недалеко от дома был храм, и мама, после реально длительных уговоров, согласилась пойти со мной. Она еще не была госпитализирована и, естественно, не принимала медикаментов.

Откуда у меня зародилась мысль о Боге? Как в 6,5 лет, до этого никогда не сталкиваясь с этим, я могла почерпнуть эту идею? Для меня это остается ничем иным, как промыслом Божьим. И это был мой первый шаг (от горя) к Богу, к Вере и к Надежде, что я выживу несмотря ни на что.

В дальнейшем, последующие 2 года после маминой госпитализации, я буду продолжать жить с ней, и она, не принимая лекарств, сможет продержаться в ремиссии 2 года. Но потом мне придется покинуть её и уехать жить на Кавказ, к моему дедушке. Там я переживу свой мини-ад, но не хочу про это писать. По крайней мере, не в этой главе.

Что послужило триггером моей болезни? Такой же вопрос, я уверена, читатель задавал сам себе о своем диагнозе или диагнозе своего близкого человека. Мне кажется, что это скорее накопительный эффект. Возникает ощущение, что нервы постепенно истончаются, а затем случается значительное или незначительное событие, происходит сильный надрыв, и они как бы иссякают.

Для меня таким накоплением стала жизнь на Кавказе у моего дедушки и его супруги. Я прошла через манипуляции со стороны жены дедушки и через буллинг в школе и во дворе, который длился четыре года. Я держалась только благодаря тому, что у меня была такая же чувствительная подруга. Мы вместе ходили в библиотеку и взахлеб читали всё подряд, когда удавалось найти время между работой на земле и продажей фруктов на вокзале.

Кропоткин – город, в котором я жила, был узловой станцией, и там поезда делали длинные остановки, иногда по 40-50 минут. Прежде чем отправиться по своему маршруту, пассажиры обычно прогуливались по перрону и скупали всё подряд у продавцов. Цены были значительно выше, чем на рынке, поэтому многие стремились продавать фрукты, орехи и Бог знает что ещё. Но было одно "но": это было запрещено местным законом, поэтому на перроне часто можно было встретить милиционеров, штрафующих продавцов или отводящих их в отделение.