Психоделика любви: Начало
Шрифт:
— Наверх?
— Ага, в башню сектора Б, там живут конченые психи. Типа Хидана Дзимпачи. Оттуда, говорят, больше не возвращаются. Но этот так, местные страшилки. А вообще тут хорошо, раменом даже кормят, — скрестив руки, Наруто пустился в описания гастрономических изысков и даже не заметил, что слушателя его и след простыл.
Итачи пытался выкроить тишину. Во время отбоя разгорались настоящие адские пляски из истошных криков, безумного смеха, скребущих невидимых когтей и грохота — больных затаскивали по койкам. Не все любили спать, для кого-то ночь ассоциировалась с девятью кругами ада. Но Учиха с упоением слушал тишину, воцарившуюся через час после отбоя. Он просчитывал
Мысли прервала скрипнувшая дверь. На пороге появился высокий мужчина, улыбнувшийся устрашающей улыбкой с обнаженными белоснежными клыками, совсем как у акулы.
— Прошу прощения за нарушенный покой, если вы уже отдыхали. Я немного припозднился. Я ваш лечащий врач — Хошикаги Кисаме.
— Лечащий врач? — изумленно переспросил Учиха, почти возмущенно. — Орочимару говорил, что я просто пройду пару физиотерапий и попью успокоительное.
— Но кто-то же должен их вам выписать и следить за вашим состоянием, — Кисаме подвинул стул к койке и, присев, закинул ногу на ногу, открыв пока еще пустую карту. Со стороны он выглядел беспечным и располагающим к себе, с не сходящей с лица улыбкой и беззаботным тоном ленивого кота, сытого и безынтересного к делам насущным. — Что же, если судить по картине, которую мне описал Орочимару, у вас небольшой нервный срыв. Вы попьете успокаивающее, пока что один раз в день в течение трех дней, а там посмотрим на вашу реакцию.
Кисаме протянул таблетку и стакан с водой, который Итачи быстро осушил.
— Нам ведь не нужно проверять, выпили ли вы таблетку?
Итачи в шутку открыл рот, но Кисаме не стал проверять.
— У меня есть к вам вопрос: здесь лечится мой брат. Учиха Саске. Я бы хотел с ним увидеться.
— Учиха Саске…
— Да, Наруто упоминал, что он находится где-то наверху.
— А, Наруто, мы всей больницей с него орем. Он разбавляет наши серые будни. А что до Саске. Да, я помню этого мальчика. Проблемный случай. Кажется, его врачом был один новенький — Какаши, но он уволился, семейные проблемы. Кажется, сейчас его лечит Обито. Но его тоже нет на месте. Но с Саске все должно быть в порядке. Не волнуйтесь. Сейчас он на этаже для буйных. Как ему станет лучше, вам устроят встречу, я вам это гарантирую.
Последнее, что увидел Итачи — оскалившуюся улыбку, которая преследовала его всю ночь. Мир закружился сумбурным хороводом, перед глазами поплыло. Голова отяжелела, когда все тело превратилось в пушинку. Итачи уронил голову на подушку, но провалился сквозь и падал. Долго падал в бездну, потеряв счет времени. Он летел, как летают бросившиеся с крыши суицидники — потеряв счет во времени из одного мгновения. И ждала его бездна, сотканная из страха неведения.
И в этом падении он слышал истошные вопли, скрип половиц и шорох в стенах. Тревожный топот, что бил набатом по нервным клеткам. Итачи казалось, что он весь обратился в один орган — слуховой. Звуки поглотили его. Звуки просачивались сквозь него, как пронзающие иглы. Он перестал падать так резко, что ему стало больно. Больно, как тому голосу, что верещал откуда-то из-за стенки. Больно! Больно! Картинка перед глазами зарябила, откуда из-за помех, как в сломанном телевизоре, показалась скалящаяся улыбка Кисаме из ровных рядов клыков, она тянулась и сжималась, как в повторе. И голос, голос не прекращал кричать:
— Ты ошибка! Здесь ты ошибка! Вакцина 4А! Ты что, не понимаешь!
Оскал, говорящий голосом Саске, то приближался, то отдалялся, он растягивался и сужался. Зубы разомкнулись,
Истошный вопль перекрыл все крики, он шел откуда-то изнутри, и Итачи готов был поклясться, что кричит он.
В окно под потолком бились черные птицы. Вороны клевали стекло, трещавщее сеткой паутины. За дверью сопело тяжелое дыхание. Приподняв голову, Итачи казалось, что лежит он прямо перед дверью и видит высунувшийся у порога собачий нос, принюхивающийся так, как принюхивается хищник к льющейся поблизости свежей крови. Рычание рвалось из-за скалившихся клыков Кисаме. И уронив голову на подушку, твердую, как гранит, Учиха ощутил, как боков коснулось нечто острое. Из-под кровати тянулись тени рук со скребущими когтями, вонзающимися в плоть сквозь одеяло, пробирающиеся к больничной одежде, под кожу, к органам, они тянулись к центру, раздвигая все органы, чтобы сжать желудок в кулак.
Второй голос донесся издалека, едва досягаемый, непривычно спокойный на фоне душераздирающих воплей, и Учиха цеплялся за него, призывая и притягивая к себе невидимой нитью. С каждым словом различая, что принадлежит он женщине:
— Не спи. Не спи, иначе они придут за тобой.
Колыбельная из обрывочных фраз принесла призрачное спокойствие, в котором Итачи забылся настолько, насколько позволяло время, и медленно открыл веки.
Мигающий свет фонаря с улицы осветил стены напротив, где мигали кровавые следы на стене в форме крыльев. Тень от стены двинулась в его строну, и он понял, что женский голос шел от неё.
Но свет погас, или болезненный сон снова сморил его, тьма вновь легла тяжелым пологом. А когда Итачи открыл глаза вновь, в палате уже играл солнечный свет.
Желудок пронзила кинжальная боль. Подскочив с постели, Итачи рухнул на пол и сотрясся в рвотных судорогах.
====== Глава 3, у которой хроническая бессонница. ======
В мире из грез рос маленький мальчик. Он не понимал причину ненависти к себе и предпочитал не замечать её, отгородившись от реальности. Мальчик не знал, за что брат с сестрой однажды бросили его в песочнице, засыпав песком. Мальчик давился песком, он ел его и захлебывался им, и казалось, что слезы его тоже из песка. Пока его не вытащили родители. Он не понимал, что брат с сестрой немного расстроены из-за того, что мальчик выпотрошил их кошку.
Больше он никогда не подходил к песочницам.
Мальчик предпочитал реальным друзьям друга воображаемого, всегда понимающего и подсказывающего, где и как лучше искать любовь. Она должна таиться где-то внутри. Рядом с ненавистью, вросшей в человеческие сердца. Если найти причину ненависти, он сможет найти и любовь.
И мальчику было интересно, как устроен этот мир с изнанки. После кошки настал черед новенького мопса. Но родители пришли в ярость, увидев испачканный кровью ковер. Так думал мальчик, не понимая, что снова прервал чужую жизнь, пока искал, где же спрятан этот комок всех его бед и желаний.
Реальность превратилась из косых взглядов дома в понимающие заученные улыбки детских психологов в душных кабинетах, забитых мертвыми игрушками, с которыми мальчику не было интересно играть.
Психологи, как один человек, говорили сблизиться с семьей, попытаться понять её. Найти себе хобби. Желательно совместное. И один умудрился заикнуться, что истинная любовь таится в сердце. Любящее сердце всегда сможет понять ближнего своего.
И, кажется, их маленький пациент воодушевился, скупо кивнув, он бежал на всех парах к забирающим его родителям, бледным и испуганным, никогда не улыбающимся, взирающим на него косо сверху вниз, как смотрят на нечто уродливо-непонятное.