Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Шрифт:
Еще одна инновация, совершающаяся в психике ребенка во время симбиотической эволюции, — «страх восьмимесячного» (на деле, он может начаться тогда же, когда начинается «зеркальная стадия», в шесть месяцев). Р. А. Шпитц, изучавший боязливые реакции детей на появление незнакомца в период между шестью и восемью месяцами, пришел к заслуживающему доверия выводу о том, что они обусловливаются формированием у нас памяти о материнском образе, которая не приемлет то, что с ней не согласуется:
Die auftretende Angst ist <…> eine Reaktion auf die Wahmehmung, dass das Gesicht des Fremden nicht mit den Ged"achtnisspuren vom Gesicht der Mutter "ubereinstimmt. [719]
Добавим к этому следующую психо-логическую реконструкцию «страха восьмимесячного»:
3.2.Взрослый шизонарцисс занят колебаниями между собой и Другим, которые в итоге полностью стирают разницу между этими полюсами.
719
R. A. Spitz, op. cit., 172.
В одном из первых романов шизонарцисстского постмодернизма, выдвинувшегося на культурно-историческую сцену в 70-е гг., в «Школе для дураков» Саши Соколова (1976), герой раздвоен, но так, что его «я» и alter ego парадоксальнейшим образом совпадают внутри него (= интернализованное двойничество). Вот как описывает эту странную психическую ситуацию Ф. Ф. Ингольд:
Subjekt dieses Monologs, der dialogisch <…> gelesen werden kann, ist weder «ich» noch «du», sondern «ich» als «du», somit ein fiktionales «wir», aus dem bald die erste, bald die zweite (oder auch, indirekt, die dritte) Person spricht— simultan f"ur sich selbst und f"ur den jeweils Anderen. [720]
720
Felix Philipp Ingold, «Skola dija durakov». Versuch "uber Sasa Sokolov. — Wiener Slawistischer Almanack,1979, Bd. 3, 120.
Шизонарцисстское окончательное снятие границы между «я» и чужим «я» приводит к устранению границ вообще: сюжетом романа Е. Попова «Душа патриота, или Различные послания к Ферфичкину» (1982, 1989) является отсутствие препятствий, преодоление каковых обязательно для обычного сюжетостроения (рассказчик вместе с героем, Д. А. Приговым, без каких-либо затруднений добирается до центра Москвы, который, казалось бы, должен был быть наглухо закрыт для праздношатающейся публики в дни похорон Брежнева) [721] .
721
Ср. об «индифферентизме» в прозе Е. Попова: Raoul Eshelman, Von der Moderne zur Postmodeme in der sowjetischen Kurzprosa.Zoscenko — Paustovskij — Suksin — Popov (ms).
В той разновидности шизонарциссизма, которая свойственна поэзии Д. А. Пригова, неотличимость своего от чужого дает двойную негацию: «не-я» здесь говорит о не-Другом [722] . Вот известное стихотворение, которое следует считать ключевым для понимания замысловатой психо-логики, руководящей Д. А. Приговым: «В Японии я б был Катулл А в Риме был бы Хоккусаем <= „я“ — это тот Другой, который перестает быть самим собой, попадая в чужую страну. — И.С.> А вот в России я тот самый Что вот в Японии — Катулл А в Риме — чистым Хоккусаем Был бы» [723] <= не-Другой, поэт/художник на чужбине, — это «я» как «не-я», как лицо без родины на родине. — И.С.>.
722
Ср. в этой связи о языковых особенностях литературы так называемых «концептуалистов»: Boris Groys, Die klammheimliche Freude "uber die eigene Uneigentlichkeit. — Schreibheft,1990, № 35, 86–88.
723
Д. Пригов, Слезы геральдической души,Москва 1990, 31.
В
Неотдифференцированность собственного от несобственного побуждает Рубинштейна в его стихах обнаруживать четырехстопный ямб в самых тривиальных формулах практической речи («Ну что я вам могу сказать? <…> Не знаю, может, ты и прав <…> Послушай, что я написал» [724] и т. д.) [725] .
724
Лев Рубинштейн, Появление героя. — В: Личное дело.Литературно-художественный альманах, Москва 1991, 151.
725
См. также: Андрей Зорин, «Альманах» — взгляд из зала. — В: Личное дело…,267–270.
Шизонарцисс принимает шизоидное воображение, согласно которому мертвое живо: в романе Виктора Ерофеева «Русская красавица» (1982,1990) умерший навещает возлюбленную и вступает с ней в половую связь. Но для шизонарцисса не только объектное субъектно, но и субъектное объектно: возлюбленная мертвеца беременеет от него Смертью (мазохистский образ карнавальной рождающей Смерти, животворящего ничто, превращается в образ некрогенной жизненности, молодости).
3.3.Остается сказать, что эта книга написана шизонарциссом. В одном из своих вариантов шизонарцисс обобщает взаимозаместимость своего и чужого субъектно-объектного отношения в представлении о том, что они сменны в принципе и тем самым берет их за основу истории, увиденной психо-логически.
Возможно, главная ошибка психоаналитиков состояла в том, что они не пытались выяснить, с позиции каких характеров они изучали человека. Это невнимание врача/исследователя к собственной характерности и порождало внутреннюю несообразность очень многих представлений о нашем психизме, которая, в какие бы формы она ни выливалась, всегда была в своей глубине противоречием, присущим тому, кто хочет говорить о психизме, исключая из него себя самого.
Шизонарциссизм с его нахождением Другого в себе и себя в Другом снимает эту проблему.
Сказанное имеет в виду вовсе не то, что шизонарцисс владеет истиной о психоистории, но только то, что для него вне психоистории, в которую он включает и самого себя, нет истины.
Историософия всегда придавала своему предмету (истории) конечность с тем, чтобы сделать его концептуализуемым, обозримым, постижимым на всем его протяжении. Шизонарцисс мыслит историософию как субъективирование объектного и добавляет сюда объективацию субъекта — идею собственного конца, наступающего вместе с концом истории.
Заключение
В завершение книги имеет смысл еще раз назвать основные стадии онтогенеза, суждения о которых пришлось разбросать по разным местам нашего текста.
Психическая история ребенка начинается с авторефлексии, выражающей себя в нарциссизме и в шизоидности (последняя передает авторефлексивность той личности, которая сопряжена с ребенком). На втором шаге своего развития симбиотический младенец делается способным синтезировать нарциссизм и шизоидность (= «зеркальная стадия», «страх восьмимесячного»). Мы не поставили вопрос о том, что мог бы означать интровертированный и экстравертированный шизонарциссизм (между тем всякая психическая организация существует, как предполагается, именно в этих двух основных видах). Мы не стали задаваться и еще одним увлекательным вопросом о том, как следовало бы осмыслить в общетеоретическом плане двухступенчатость разных стадий нашего вочеловечивания (переходы от шизоидности/нарциссизма к шизонарциссизму, от садизма к мазохизму, от истерии к обсессии; по всей вероятности, эдипальная и кастрационная фазы также дуальны). Хотя психоистория культуры и приблизилась к своему пределу, психологическое изучение онтогенеза и филогенеза крайне далеко от теоретической полноты.