Психолингвистика
Шрифт:
• — Они сюда… к Неве /.
• — Да //, а мы–ы… к Ладоге // - Ну и они к Ла…
• — Они у Ладоги / и мы у Ладоги //.
• — Тоже к Ладоге… у Ладоги // Да // Только не с того конца //.
• — Да / но разные мес… разные концы Ладоги //.
• — Ну так что / берите хлеба / берите…
• — Я вот еще немножко грибочков? //
• — Есть надо конечно //.
• — Очень вкусные грибы //.
• — Копчен(ое?) (нрзбр) (что–то предлагает гостям).
• — Это еще надо знать еще как делать наверно… / да?
• — Ой и еще Кирилл надо знать места // Вот с Романом идешь / и говорит иди туда / там белые / точно //.
• —
• — Приходишь белые // Иди туда / там рыжики / приходишь там рыжики //.
• Далее разговор переходит на тему защиты диссертации одним из присутствующих.
• — А мне ничего не говорили // Не–не–не // Мне как раз наши… / наш весь Совет все наши / ну кто что–то… разбирался / говорил что защищайся…
• — И мне так в секторе–то говорили // А это уже (проглатывает кусок) по другим каналам //.
• — Ну и (что?) / он написал чего?
• — На восьми страницах через один этот самый…
• — Интервал //.
• — Через один перекат / мел… мелким шрифтом // на машинке //.
• — О / у меня на пятнадцати страницах // (смех) Ах мелким / да? (оживление).
• — Ну… ну через один перекат // м–м в общем…
• — Ну значит вот так же как у меня //.
• — Всё он там /.
• — Да это конечно // Нервотрепки много // Потом уж как–то забывается наверно //.
Теперь представим себе написанную подобным образом пьесу.
Организованный характер литературных воспроизведений разговорного слова особенно очевиден, если обратиться к мемуарной, вообще документальной прозе. Именно здесь, казалось бы, должно иметь место близкое воспроизведение подлинных разговоров действительно существовавших людей. На самом деле имеет место совсем другое. По памяти разговор нельзя точно восстановить не только через десятки лет (так иногда пишутся мемуары), но и через самый короткий срок. Реальное синтаксическое движение устной речи обычно вообще не запоминается; память его выравнивает. Содержание сказанного запоминается в общих очертаниях и воспроизводится с большей или меньшей мерой приближения — в зависимости от давности, от силы памяти и от разных других обстоятельств.
Притом у мемуариста есть свои задачи и установки — идеологические, литературные, личные, согласно которым он перерабатывает свой материал, в том числе разговоры — свои и чужие. Стиль мемуариста иногда прямолинейно, иногда более сложным и противоречивым образом, но всегда соотнесен с литературными стилями его времени. И писательская манера (если мемуарист — писатель) накладывает свою печать на воспроизводимые речи действующих лиц.
В документальной прозе — как и в художественной — прямая речь выступает в самых разных формах, видоизменявшихся вместе с литературными методами.<…>
…Мемуарная и документальная литература, а тем более литература вымысла, не воспроизводит устную речь — она ее моделирует. И конечно, не только ее синтаксический строй и лексическую окраску, но и смысловую направленность — ее целевые установки и психологические мотивы. Литература по–разному решает задачи освоения и претворения психологической материи разговора.<…>
Литература всегда имела дело с конфликтами человека, с отношениями между людьми. Поэтому, соотнося прямую речь персонажей с подлинной устной речью, мы сталкиваемся прежде всего с проблемами диалога, хотя бы обмена репликами, наконец, монологических высказываний, рассчитанных на слушателя. В самой действительности существуют своего рода жанры речевого общения — их изучает
Устойчивость этих типовых форм имеет свою градацию — от более или менее непредрешенного обмена репликами при встрече знакомых до форм жестко регламентированных, например, экзамен, прием у должностного лица, беседа врача с пациентом и проч. Но и такие, казалось бы, несвязанные формы речевого общения, как, например, разговор в гостях, имеют свои наборы стандартных тем: злободневные политические и общественные дела, искусство, театр, события из жизни присутствующих, сплетни и т. п., издавна служившие предметом изображения в романах.
Время изменяет не только типовую тематику бытовых диалогов — оно отменяет самые диалогические ситуации и создает новые. Многие формы изменились и изменяются у нас на глазах. Рост жилищного строительства все больше будет вытеснять из нашего быта ситуацию разговора на коммунальной кухне. Между тем эта ситуация речевого общения имела свою сложную типологию, свои речевые стандарты — от хозяйственных ссор и препирательств до обсуждения насущных жизненных проблем. Уходит из быта классический русский разговор в железнодорожном вагоне; уходит не только потому, что воздушное или автомобильно–автобусное сообщение создало совсем другие формы дорожного общения, но и потому, что вагонный разговор заглушило радио. Предполагается, что пассажир не разговаривает, а слушает.
Возникли диалогические ситуации, которых не знала классика XIX в., — разговоры на пляже, в спортивной раздевалке, в библиотечной курилке, в домах отдыха.
Применительно к любой ситуации речевого общения — случайной или стереотипной — возникает вопрос о мотивах, существеннейший для художественной прозы, в особенности для прозы с установками социально–психологическими, тем самым с установкой на детерминированность всего совершающегося. Мотивы и цели речевого высказывания определены его социальным назначением. Классификация их является условной, абстрагирующей, потому что в живом общении мы, конечно, имеем дело не с чистыми видами мотивации, но со скрещением всевозможных целей и импульсов.
Психологические мотивы особенно ясны в речи практически коммуникативной, содержащей целенаправленную информацию (иногда и дезинформацию), приказ или призыв. Это слово, наглядно изменяющее окружающий мир, неотступно сопровождает процессы труда, управления, общения между людьми — делового, профессионального, личного. Практические цели высказывания не всегда, впрочем, выявлены прямо; они бывают скрыты под другими словесными масками.
Речевое общение может быть лишено практической направленности, целесообразного результата, а в то же время быть социально обязательным, предписанным нормами внешнего мира. Это слово в широком смысле этикетное — от ритуальных его форм, разработанных для всевозможных церемоний, до обязательных разговоров на встречах, приемах, наконец, просто в гостях. При самых случайных встречах или совместном пребывании людей разговоры в известном смысле могут быть этикетными. Их тогда порождает запрет молчания — молчать неловко, не принято, молчанием можно обидеть.